Спящая красавица

— Я рассчитал идеально, Тамара. Я старался, как никогда. Я сам уже не понимал, где игра, а где искренность. Но Леонид… я часто думал, за что так сильно и так долго его люблю. Дело не только в противоположности характеров, хотя его безоглядность всегда меня восхищала. Я и хотел бы иногда не искать выгод и не бояться последствий — не могу. А он не искал и не боялся. Но самое главное, он всегда был таким, какой есть. Я не могу сформулировать это точнее, Тамара. Он не любил меня, и никакие мои ухищрения не могли его поколебать. Я только причинил ему сильную боль. Он понял, что нельзя верить моей дружбе. Он и раньше, конечно, догадывался о природе моих чувств, но не придавал этому значения. Я никогда не пытался вступить с ним в физический контакт — понимал, что это бесполезно. Я вызвал у него брезгливость. Брезгливость и разочарование. Поэтому я ушел. Вот и все. Я пробыл у него не больше двадцати минут. Мне кажется, я ушел в половину пятого. Он был еще жив. Более того, к нему после меня приходила гостья.

— Гостья? — вскинулась Тамара. — Катюша?

— К сожалению, нет, — грустно улыбнулся Ларин. — Я и сам бы предпочел, чтобы это была она. Это обеспечило бы мне алиби. А ту женщину я не знаю. Надо ее найти, Тамара! Вы должны быть с ней знакомы, раз она приходила к Леониду. Она немолодая, слегка за пятьдесят, но выглядит очень хорошо. Миниатюрная блондинка с голубыми глазами, из тех, которые до старости изображают девочек. Я хорошо ее запомнил. Я входил в лифт, а она выходила. Она остановилась перед дверью Леонида и стала рыться в сумочке. Меня это удивило, но я был не в том состоянии, чтобы задумываться.

— Блондинка за пятьдесят? — удивилась Тамара. — У нас нет таких знакомых. Может, она шла в другую квартиру?

— Не знаю. Я могу попытаться ее найти.

— Я и так вам верю, Федя.

Тамара не понимала, почему, но действительно верила. Они вышли в прихожую.

— Тамара, — радостно сообщила Надежда Дмитриевна, — видишь, я…

Она осеклась.

— Так вот эта женщина, — потрясенно произнес Ларин. — Тамара, это ваша мать? Вы помните меня, да? Вы шли к Леониду, мы столкнулись в лифте. Это было в день убийства. Вы ведь были у него после меня, и он был еще жив, правда?

— Да, — глухо ответила Надежда Дмитриевна. — Да.

Федор наклонился и поцеловал ей руку, потом поцеловал руку Тамаре и ушел. Сердце билось где-то у Тамары в горле, мешая дышать.

— Тамара, я виновата перед тобой, — покаянно произнесла Надежда Дмитриевна. — Так уж получилось. Прости.

— У тебя не было паралича, — с трудом выговорила Тамара. — Ты притворялась.

— А что мне оставалось? — жалобно спросила мама. — Ты совсем бросила меня ради этого человека, а он тебя не стоил. Я мать, я люблю тебя и хочу тебя защитить. Да, я притворялась парализованной, чтобы ты чаще бывала дома и реже с ним. Думаешь, мне это было легко? Две недели лежать в постели, не вставая, не дышать свежим воздухом, не ходить в гости. Но я терпела ради тебя.

— Ради меня, — повторила Тамара.

— Да, Тамара, ради тебя. Я видела, что ты несчастна с этим человеком. Он заворожил тебя, подчинил, лишил воли. Я должна была тебя спасти. Когда он позвонил мне в день убийства, я поняла, что это судьба. Наконец-то вы по-настоящему поссорились… нет, больше! Наконец вы поссорились так, что он чувствует себя по-настоящему виноватым. Теперь главное было — не позволить вам помириться. У тебя слишком мягкий характер, этот человек вил из тебя веревки. Мне мешала Люська, сидящая у моей постели. Я закатила такой скандал, что она раскипятилась и сбежала. Тогда я встала и поехала к Леониду.

— Зачем, мама?

— Я думала, что его нет дома, — немного смутившись, объяснила та. — Получилось очень неловко. Я была уверена, он бродит по городу, ищет тебя. Я взяла твои ключи и открыла ими дверь, а он там.

— Зачем ты поехала туда, мама?

— Я хотела сделать вид, что там была ты. Понимаешь, я боялась, стоит Леониду с тобой встретиться, и ты ему все простишь. Надо сделать так, чтобы вы больше не встречались… чтобы он обиделся на тебя и не преследовал больше. Я хотела сделать ему от твоего лица что-нибудь очень неприятное. Например, сжечь его работы… сами работы и негативы. Сожгла бы все и оставила в мастерской ключи. Он бы вернулся и решил, что это сделала ты.

— Неужели ты могла бы, мама?

— Я не считаю фотографию творчеством, — сообщила Надежда Дмитриевна. — Но Леонид считал. Он бы обиделся на тебя и не стал мириться. Не смотри ты так, все равно ничего не вышло. Он был дома.

— И что ты сделала?

— Высказала ему все, что думаю. Что он портит тебе жизнь. Что он тебя не стоит. Что в тебя влюбился замечательный человек, умный, богатый, серьезный — а ты из ложно понятой порядочности не даешь себе его полюбить, храня верность Леониду. Разве это не так, Тамара?

— А что ответил тебе он, мама?