Спящая Красавица

Виктор помнил, как она выглядела, пока спала своим чудесным сном. Он помнил едва заметное напряжение, читавшееся в ее лице тогда, так сильно портившее ощущение спокойного и безмятежного сна, в который погружена девушка. Ни легкая улыбка, ни тщательно причесанные косы не помогали поверить в ее умиротворение.

Теперь все было иначе. Виктор смотрел на нее и видел, что Грей почти не боится. Что даже испуг, который она испытывала ночью сдался и отступил, и теперь и ее улыбка, и спутанные рассыпавшиеся по влажной траве косы, не вызывали и мысли о том ужасе, что она когда-то испытала.

Грейс больше ничего не боялась. Даже деревьев и темноты.

Наверное, она почувствовала, что Виктор смотрит на нее, потому, что медленно перевернулась на другой бок, свернулась калачиком и уткнулась носом себе в коленки, прячась от него и заодно пытаясь согреться.

Виктор сел и зябко поежился. На смену блаженному спокойствию, смутившему его по пробуждению, пришло ощущение зябкости и желание проснуться еще раз, но уже в совершенно другом месте. Виктор чувствовал, что промок и продрог, как будто его одежда впитала каждую росинку в лесу и теперь утренний холод все сильнее за него цеплялся.

И тем не менее, посмотрев на Грейс, Виктор снял сюртук и накинул спящей девушке на плечи. Она так и вышла из гостиницы в легкой рубашке и бриджах, не взяв в собой ничего теплого.

Гадатель обхватил себя руками и оглянулся.

Иероним спал в паре шагов от них. Виктор знал, что Чистильщик почти всю ночь провел на ногах и, похоже, лег спать только под утро. Может это сработали уговоры Пенелопы, может сам Песочный человек бросил ему горсть песка из своей волшебной сумы, а может, просто усталость одолела юного Чистильщика, но Виктор никак не мог отделаться от мысли, что Иероним впервые спит так крепко и сладко.

Пенелопа задумчиво сидела чуть поодаль и курила. В утреннем тумане она казалась еще тоньше и прозрачнее. Она была похожа на призрака больше, чем обычно, и только так казалась ему неожиданно полноценной. В ее позе было какое-то жуткое напряжение, что, в прочем было обосновано.

"Вот и наступил первый день Полнолуния…" — с горечью подумал Виктор. Он поддел пальцем капельку росы с травинки и растер ее в пальцах, чувствуя одновременно и свежесть этой воды, и необычайную холодность.

— Доброе утро, господин Гадатель, — окликнула его Марика. Девушка потерла пальцами заспанные глаза и вернулась к созерцанию котелка над огнем.

— Ого, ты что-то готовишь? — Виктор подошел к ней поближе и сел рядом.

— Всего лишь макароны. Понимаю, что вам, англичанам, привычнее овсянка, но у меня с собой только макароны. Даже соли и специй нет.

У Марики почти не было акцента, в отличие от Артура. Как будто она учила его с кем-то, а не самостоятельно, и при этом была более способна к языкам.

Цыганка отбросила челку со лба и пристально посмотрела на Виктора.

— А вы правда едите только овсянку, как в анекдотах?

Виктор рассмеялся. Девушка шутила, пытаясь разрядить обстановку, и он ее поддержал:

— Конечно, это же самое вкусное блюдо на планете, — он склонился над котелком. — В прочем, макароны тоже ничего, хоть мы и не итальянцы, — Гадатель оглянулся и понял, что не видит ни Артура, ни Петера. — А где… — начал он. Марика загадочно улыбнулась, словно подталкивая Гадателя к идее, что она может читать мысли:

— Петер спит в повозке, охраняет ее, а Артур пошел кормить лошадь и скоро вернется.

Виктор кивнул и не стал продолжать разговор. Он вернулся на свое место, опустившись на траву рядом с Грейс.

Девушка спала крепко, хотя Виктор был уверен, что за годы в Безмирье, она воспитала в себе способность даже во сне быть готовой к опасностям. Что, в прочем, не мешало ей выглядеть совершенно беззащитной.

— Ты смотришь на нее особенно, — прервал его размышления Артур. Словно угадав, о чем спрашивал Виктор у Марики, парень первым делом подошел именно к Гадателю и сел рядом. — Не так, как на сестру, Геду или Марику.

— Мне просто кажется, что она — особенная, и я восхищаюсь, — Виктор смущенно улыбнулся и задумался. Ему еще не хотелось признавать, что он так легко поддался обаянию Грейс. Он, Виктор МакИвори, просто не мог, не должен был относиться так, как он относился к Грейс, к девушке такого положения.

Он знал, как все устроено в мире, в котором она выросла, и понимал, что ему придется сознательно отталкивать ее.

— Геда просила передать, чтобы ты не боялся будущего. Ты умеешь его менять.

— Нет, не умею, — с досадой протянул Виктор. Он сорвал травинку и зажал ее в зубах. — Ты же знаешь, кто такие Чистильщики?

— Знаю. И боюсь их, — Артур кивнул. Он посмотрел на Иеронима и, вздохнув, добавил: — Кожа этого человека так белоснежна, а взгляд так болезнен, что я боюсь и его, и за него одновременно.

— Сложно переживать внутренний конфликт и выглядеть при этом хорошо, — Гадатель развел руками. — Ты поэтому ни слова не сказал, когда он сел в повозку вместе с нами? — Виктор вопросительно выгнул бровь. Артур покачал головой:

— Геда сказала, что он должен быть с тобой рядом, пока ты в нашей стране. Я и сам знал, что увижу его.