Спящее зло

Ласковый, обволакивающий женский голос заставил юношу вздрогнуть и резко обернуться, отчего в висках сильно запульсировала боль. Совсем рядом, едва ли не на расстоянии древка копья, стояла обнаженная девушка с длинными волосами дымчато-пепельного цвета. Она протягивала к юноше руки, звала в свои объятия. Киммериец тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение, но прекрасная незнакомка не исчезла.

— Что же ты медлишь? Я устала ждать… Иди скорее…

Варвар замер в нерешительности. «Кром! Я схожу с ума! — равнодушно подумал он. — А раз так, то не все ли равно, что со мною будет?» Он совсем было собрался откликнуться на сладкий зов, как глаза прелестницы сверкнули алым светом, на нежных щеках проступила грязная шерсть, точеная фигура расплылась… Девушка опустилась на четвереньки, и гибкие тонкие руки превратились в лапы хищника с огромными изогнутыми когтями.

Вдруг существо зарычало, обнажив белые острые клыки, потом расхохоталось, будто гиена. Этот жуткий хохот одновременно напоминал и визг, и плач, и стон! Перед изумленным юношей стоял голодный хищник с горящими зрачками, который разбудил его недавно на рассвете. Тварь была не очень крупной. Короткое, словно усеченное, туловище опиралось на сильные мускулистые лапы разной длины: задние были заметно короче передних, и поэтому казалось, что зверь всегда готов к прыжку. Выражение слегка вытянутой морды с крошечными глазками, в которых горел голодный огонь, нельзя было назвать ни смышленым, ни доброжелательным. Однако оборотень не бросился на человека; похоже, несмотря на терзавший его голод, он боялся подойти слишком близко.

Будь у киммерийца хоть капля прежней силы, он, не раздумывая, напал бы первым. Однако ноги подкашивались, а меч вдруг стал таким тяжелым, что варвар не смог бы даже вытянуть его из ножен. Юноша постоял немного, а затем, повернувшись к оборотню спиной, медленно побрел вперед. Ему было все равно, примет ли он смерть от клыков нечистой твари или солнце и жажда доконают его раньше. Хищник поплелся следом. Он не собирался нападать, выжидая, когда человек уже не сможет идти и станет легкой добычей.

Но зверь напрасно надеялся на скорый ужин; упрямству путника мог бы позавидовать сам Кром, грозный бог, владыка Могильных Курганов. У киммерийца была цель, и пока ноги еще хоть как-то несли его, он продолжал идти, не оглядываясь назад. А если б повернул голову, то увидел, что следом плетутся уже несколько хищников. Голодные звери злобно смотрели друг на друга, время от времени обнажая клыки, но дальше глухого ворчания дело не заходило. Видимо, трусоватые твари не решались помериться силой ни с путником, ни друг с другом. Они ждали.

День медленно угасал; солнце уже не палило так нещадно. Стало прохладней, и это придало киммерийцу энергии. Он был все еще жив и вовсе не собирался стать добычей своих голодных преследователей!

Наконец совсем стемнело. С трудом добравшись до ближайшего невысокого кустарника, путник решил прилечь и немного поспать. Он не боялся зверей-оборотней, но храбрость была тут ни при чем — просто им овладело полное безразличие. И если б голодная стая, идущая за ним по пятам, вновь обратилась в самых соблазнительных женщин, юноша даже не посмотрел бы в их сторону. Он думал только об одном — где же тоненький прозрачный ручеек с обжигающе холодной влагой, такой чистой, сладкой, невыразимо прекрасной…

Киммериец медленно опустился на сухую траву, бросил под голову свой мешок и мгновенно заснул. Ему снился чудесный сон: широкая полноводная река плавно текла у его ног, волны плескались около берега…

Наступил пятый день с тех пор, как был выпит последний глоток воды. И хотя природа не поскупилась, создавая могучее тело киммерийца, пытка жаждой неумолимо истощала его. Лицо варвара осунулось, глаза ввалились, молодая упругая кожа стала сухой и дряблой, как будто каждый день странствия через безводную степь стоил ему десятка лет жизни. Но яростный дух не желал смириться с немощью тела и гнал путника все вперед и вперед, через спаленное зноем безжизненное пространство. Он отказывался принять нелепый приговор судьбы, обрекавший его на бесславную гибель. Не для того же Кром раздул в нем искру жизни, чтобы он стал падалью, пищей для стервятников и гиен!

Зрение и слух стали обманывать юношу: то чудились вдалеке голоса людей, то слышался плеск воды, то мерещились зеленые купы деревьев. Вспышки надежды сменялись таким мучительным разочарованием, что как-то, не сдержавшись, путник выхватил меч из ножен и в слепой ярости изрубил чахлый кустарник.