Спящие драконы Са-Хюинь

к которым мы привыкли. Ни одна из мировых религий. И даже не вера древних

египтян.

— Послушайте, Шардуф, — зарзал я на месте. — Если вы мне

расскажете эту историю, то я, клянусь, подарю вам этот нож.

Мужчина сначала удивлнно посмотрел на меня, а потом неожиданно

звонко расхохотался:

71

— Ну, если вам так угодно.

Египтяне в древности, да и сейчас тоже, называли свою страну Красная и

Черная земля. Красной величали простилающиеся на многие километры пески

пустынь, Чрной — плодородную полоску почвы возле Нила, где крестьяне

могли выращивать свой хлеб. Но передатся из уст в уста старинное сказанье,

что до того как пришли сюда Амон-Ра, Мут, Сет и прочие боги солнечного

пантеона, пустыни тут не было и в помине. Об этом говорят лишь кочевники и

то, когда их не слышат чужестранцы.

Когда-то здесь была благословенная земля — текли чистые и прозрачные

как хрусталь реки, возносились к синему небу белые города, что утопали в

буйной растительности садов и парков.

Один из священных гимнов главного города Сархаданд начинался

словами «Добро пожаловать в райский край, наполняющий надеждой и

радостью сердце каждого странника — salma ya salama». И любой, кто

оказывался здесь, мог остаться навсегда жить среди дружелюбного и

радушного народа. Сколько веков процветал Сархаданд — никому неизвестно.

Ничто не омрачало жизни его жителей. Ни постоянные набеги кочевых

народов, ни служение тмным страшным богам, ведавшим засухой и палящим

раскалнно-белым солнцем, которые могли уничтожить прекрасные города в

любую минуту.

Но однажды произошла беда. Кто-то из чужих проник в Сархаданд и

сумел обмануть здешних жрецов, научиться их великому искусству и вызвать

злого бога иссушающих жизнь ветров, несущих смерть и оставляющих пустоту

за собой.

Завистник принадлежал к одному из диких племн, которые постоянно

стремились покорить Сархаданд и забрать себе эти прекрасные места.

Договорившись с богом ветров о том, что тот лишь разрушит городские

укрепления, а завоеватели потом отстроят ему храмы и будут поклоняться. Они

даже не могли представить, что произойдет дальше.

72

Долго держали местные жители оборону Сархаданда, однако, когда

поняли, что против сил природы и произвола бога не в состоянии что-либо

сделать, обратились к своим жрецам, прося тех соединить свои силы и

использовать тайное оружие, которое оставил им ещ основатель города.

Три дня и три ночи на опустевших улицах горели янтарно-жлтые

погребальные огни, где сгорали вещи и украшения жителей. И не мог их

погасить не ветер, ни люди. Потому что поддерживало их то, что оставили

Сархаданду на случай несчастья высшие силы. Повсюду звучала лишь гулкая

барабанная дробь и скорбный напев рабаба.

После того, как у мужчин и женщин, стариков и детей — всех без

исключения, ничего не осталось, а в воздухе города танцевал подхваченный

ветром чрный пепел, словно сорванные лепестки с траурных цветов

преисподней, они достали спрятанные кинжалы и, улыбнувшись на прощание

друг другу, начали медленно проводить остриями кинжалов по собственной

коже. Но что удивительно — не появлялось крови в тех местах, куда

погружалась холодная сталь, а медленно начинали высыпаться мрачно-

золотистым водопадом крохотные песчинки. Чем больше надрезов появлялось

на белой коже сархадандийцев, тем быстрее текли песчаные реки из их вен, и

тем скорее прятал под собой песок то, что осталось от их города.

Жители предпочли умереть и скрыть то, что могло достаться врагу, чем

просто сдаться.

К ночи исчез последний след от роскошных городов и цветущей зелени.

Высохли хрустальные реки и навсегда замолкли голоса птиц и зверей. Остались

завоеватели среди голой пустыни лишь с ослепительно-белым солнцем,

выжигающим вс вокруг и адским разочарованно завывающим ветром.

C тех пор превратились души погибших в демонов пустыни, которые

стерегут свои сокровища и стараются никого к ним не подпускать. Возможно,

они иногда вселяются в едва родившихся детей бедуинов, и тогда снова звучит

забытая фраза salma ya salama и происходят странные вещи в пустыне.

Прекрасные и ужасные одновременно. Но молчат бедуины, потому что не

73

время ещ говорить об этом. Им нельзя разглашать запрещнные тайны. А так

же то, что однажды возродится древний Сархаданд, и будет вс как прежде. Но

не сейчас.

Мужчина замолчал. Я тоже не мог произнести ни слова. Почему-то

возникло странное ощущение, что он говорит правду. Сахара, Сархаданд…

— М, слушайте… А откуда вы вс это знаете?

Шардуф как-то странно улыбнулся и глянул в окно.

— Ну, мне пора, — он неожиданно встал и, подхватив уйгурский нож,

ловко заткнул его к себе за пояс. — Буря закончилась.

Он быстро подошл к двери и, открыв е, оказался на улице.

— Подождите! — я рванул за ним, однако было уже слишком поздно.

Неизвестно каким образом, но он отъехал на огромное расстояние на свом

величавом верблюде. Пока я соображал, как так получилось, налетел резкий

ветер, и Шардуф, словно и не был человеком, развеялся как песчаный дым под

дыханием самума. Через секунду его нигде не было. И лишь ветер под шелест

перекатываемого на дюнах медово-цитринового песка еле слышно напевал