Спящие карты

– Все сознаются, – философски заметил командир. – Попадет в подвальчик к горбатому Минпу и сознается. Сколько Минпа в замок ни приглашали все отказывался: мол, я родился в Ульоне тут и жить хочу. А он лучший допросник. Вот и приходится нам из-за его упертости таскать виноватцев аж в Ульон. Для старика, костер лучше, чем многодневное выжигание строк из Священного писания на теле. А не умеет – потому что – не умеет. Он знахарь. И мальчонку знахарем растит. Они по лесу ходят, травы-коренья да кору древесную собирают, потом болезни лечат. Мой сосед у него зелье брал для жены. Детей у них все никак не было. – Он звучно высморкался. – Проклятая сырость замка. Хуже чем в подземелье.

– И что помогло? – от любопытства парень даже рот приоткрыл, отчего его лицо стало откровенно тупым.

– Зелье то?

– Ну да.

– Не знаю, – пожал плечами командир. – А вот я помог, это точно.

Лес наполнился диким ржанием.

– Помогло твое семя? – прорычал сквозь смех всадник, к чьему седлу был привязан старик.

– А то как же, – криво ухмыльнулся командир, чем вызвал новую волну смеха. – Все честь по чести. У меня огрехов не бывает.

– А может их тут прирезать, – лениво предложил всадник с вислыми пессимистическими усами, широко зевнув. – Все равно их в Ульоне насмерть замордуют. А так не придется два дня в седле трястись. Слыш Фули чего говорю? Скажем лорду, что старик с мальчонкой сбежать пытались, а мы их того… ну этого. Поедем лучше в таверну Косого, выпьем горячего винца со специями. В самый раз для такой погоды.

– А Тиря дело говорит, – натянул поводья командир. Отряд остановился. – Прирежем их и с концом.

– Точно-точно, – нескладным хором выразили поддержку несколько воинов. – Прирезать и к Косому.

– Как так? – сделал большие глаза простодушный парень. – Вот так ни за что… зарезать?

– За что всегда найдется, – глубокомысленно изрек вислоусый и медленно потянул из ножен меч. – Им по любому не жить. Мы же их по доносу спеленали. А в доносе черным по белому писано, что они злые чары наложить хотели на лорда нашего, извести его. Авогнис как узнал, аж затрясся и приказал немедленно колдуна с учеником повязать, на допрос спровадить и не отпускать пока во всем не сознаются.

– Но… Фули сказал, что старик не колдун … – побледнел парень.

– Молод ты еще Пэка, – поучительно заметил Тиря, слезая с коня и направляясь к пленникам. – Видел бы ты, как мы в молодые годы с лордом Авогинсом бунтарские деревни вырезали. И не бунтарские тоже. Славное было время. В самый раз после смерти отца нашего лорда Сеймена Справедливого. Добрейшей души человек был. При нем все тихо и спокойно было. Колдунов не жгли, а воров не вешали, потому что их просто не было. Никаких тебе ни войн ни заговорщиков ни подосланных убийц. Мы тогда больше для красоты были. Эх, сколько уж годков пролетело с той поры. А вот лорд Авогинс все вмиг поставил на свои места. Теперь нам скучать не приходится. Работы невпроворот.

Он мечтательно разгладил усы.

– А не бунтарские зачем? – захлопал глазами в конец ошалевший парень.

– Вот я и говорю, молод ты еще Пэка. Виноват, не виноват, бунтарская или покорная, дело не в этом, – остановился Тиря и насмешливо глянул на непонятливого парня.

– А в чем? – парень даже открыл рот от любопытства.

– Дело в лорде. Скажет на черное белое, значит так оно и есть, а если ты инакомыслящий значит враг и место твое в сырой земле, – пояснил Тиря, громко высморкался, вытер обратной стороной ладони усы и вразвалочку пошел к пленникам.

Старик и мальчик обречено ожидают своей участи, потупив глаза в землю. Они даже не пытаются вымолить пощаду. Странные они какие-то, вместо того, чтобы попытаться бежать или договориться с конвоирами стоят и ждут смерти. Фаталисты? Ну, старик-то ладно, он уже вдоволь пожил, лет семьдесят не меньше. А мальчонка? Ну не может он смерти не бояться. Не может. Не исключено, что у них есть припрятанный в рукаве козырь… Только вот времени на то, чтобы его достать у них уже нет.

– Не серчайте, – вислоусый занес меч для удара. – Очень уж винца у Косого попить хочется.

Мысленно проклиная себя последними словами за неуместную жалость, выхожу на дорогу.

– Эй, ты, который с усами. Зубочистку свою спрячь, пока ее тебе в одно место не засунули.

Громко сказанные слова сразу же превращают меня в эпицентр внимания. Ну не дурак ли я? Мало того, что решил спасти совершенно чужих для меня людей, это еще понять можно – жалость и все такое… Но какого лешего я вот так благородно выперся на дорогу, типа – «Иду на вы», вместо того, чтобы сделать их поодиночке и втихаря. Думать, Дима, нужно, чертовски полезное занятие, продляет жизнь лучше любого лекарства. Теперь есть нешуточная проблема в виде десяти закованных в сталь всадников. Да, конечно им по одиночке со мной не сравниться, но все же их десять, а я один. Фаталистов идущих как две коровы на привязи можно в расчет не брать, с них помощи никакой, хоть бы не мешали и за то спасибо.