Спящие красавицы

Ее мотылек и еще с десяток тысяч таких же, вспорхнувших с верхушек деревьев, объединяются в шумное разноцветное облако. Тучка катится по небу в направлении хилых сосен, оставленных после вырубки леса, на другой стороне поляны. Она встает, и следует за мотыльками. Сучки хрустят под ее ногами, а высокая, по пояс, трава царапает ее голую кожу. Когда она приближается к этим печальным останкам когда-то дремучего леса, то ощущает первые химические запахи — аммиак, бензол, нефть, еще много других, десятки тысяч зарубок на этом когда-то девственном клочке дикой природы — и оставляет надежду, что не понимает, где находится.

Паутина падает в ее следы и сверкает в утреннем свете.

Часть первая СТАРЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК [2]

В женской тюрьме

Сидят семьдесят женщин

Не хотел бы я быть там, вместе с ними,

Когда этот старый треугольник

Начинает свой непрерывный перезвон

Вдоль берегов Королевского канала.

Брендан Бехан[3]

Глава 1

1

Ри спросила Жанетт, наблюдала ли она когда-нибудь за лучом света, который проникает в их камеру через оконную решетку. Жанетт сказала, что нет. Ри лежала на верхней наре, Жанетт — на нижней. Обе ожидали, когда камеру разблокируют, и они пойдут на завтрак. Наступило еще одно утро.

Как оказалось, сокамерница Жанетт досконально изучила этот вопрос. Ри рассказала, что сначала луч отражается от стены напротив окна, затем скользит все ниже и ниже, опускается на поверхность их стола и, наконец, перебирается на пол. Как Жанетт могла видеть, теперь он был именно там, посреди пола, яркий, как полуденное солнце.

— Ри, — сказала Жанетт. — Луч света меня не волнует.

— А я говорю, что тебя не может не волновать этот луч света! — Ри прогудела через нос, так она выражала свое веселье.

Жанетт сказала:

— Хорошо. Что бы это ни значило, — и ее сокамерница прогудела еще раз.

Ри была в порядке, но она была как маленький ребенок, и молчание всегда пугало её. Ри обвинили в кредитном мошенничестве, подделке документов и незаконном хранении наркотиков с целью сбыта. Она была не очень хороша ни в одном из этих действ, что и привело ее сюда.

Жанетт отбывала срок за убийство; в зимнюю ночь 2005 года она ударила своего мужа Дэмиана отверткой в пах, а так как он был под кайфом, то просто остался сидеть в кресле и истек кровью. Конечно же, она тоже была под кайфом.

— Я следила за временем, — сказала Ри. — И все просчитала. От окна до пола луч света движется двадцать две минуты.

— Ты должна позвонить Гиннессу, — сказала Жанетт.

— Прошлой ночью мне приснился сон о том, что я ела шоколадный пирог с Мишель Обамой, и она была в ярости: «Ты растолстеешь, Ри!» — Но при этом тоже ела этот торт. — Ри прогудела еще раз. — Нет. Нет. Я все выдумала. На самом деле мне приснился один из моих учителей. Он сказал мне, что я нахожусь не в той аудитории, а я сказала ему, что я нахожусь в нужной аудитории, тогда он сказал — хорошо, а затем опять сказал мне, что я нахожусь не в той аудитории, а я сказала ему — нет, я нахожусь в нужной аудитории, и так по кругу. Это было просто возмутительно. А что снилось тебе, Жанетт?

— Ах… — Жанетт попыталась вспомнить, но не смогла. Ее новый лекарственный препарат, казалось, сгустил её сон. Раньше, иногда, ей снился Дэмиан. Обычно он представлялся ей так, как выглядел на следующее утро, когда умер, с кожей, покрытой бледно-синими пятнами, словно на неё попали чернила.

Жанетт спросила доктора Норкросса, не думает ли он, что эти сны как-то связаны с чувством вины. Доктор покосился на неё этим ты-блядь-серьезно взглядом, который когда-то сводил ее с ума, но она пришла спросить его мнение, поэтому он все же ответил, хотя и вопросом на вопрос: как она думает, у кроликов гибкие уши? Да, конечно. Понятно. Во всяком случае, Жанетт не скучала по тем снам.

— К сожалению, Риз, я ничего не помню. Что бы мне ни снилось, это ушло.

Где-то на втором этаже по цементному полу коридора Крыла B стучали каблуки: дежурный офицер что-то проверял в последнюю минуту перед открытием дверей.