Спящие красавицы

Комнатой, которой он не хотел посещать, и куда, как Лила беспечно предполагала, он когда-нибудь ее пригласит, была женщина — не мужчина, а женщина — по имени Шеннон, и фотография девочки-подростка, чья хитрая улыбка подняла правый угол рта, напомнила ей не одного человека, которого Лила хорошо знала, а сразу двоих — мужа и сына.

4

Остальное расследование было простым и состояло из двух частей. В первой части Лила впервые нарушила закон не только в своей карьере, но и за всю свою жизнь. Она связалась с директором старшей школы Кофлина и, без ордера, запросила копию личного дела Шейлы Норкросс. Директор Кофлина была благодарна ей за помощь в решении в кратчайшие сроки проблемы с шумихой вокруг Маргарет, к тому же Лила заверила её, что на самом деле у неё ничего не было к Шейле Норкросс, и дело было связано с преступлением о похищении личных данных. Директор без колебаний отправила ей по факсу копию личного дела, она настолько доверяла Лиле, что была даже рада нарушить закон.

Согласно личного дела, Шейла Норкросс была умной, сильной в английском, еще сильнее в математике и общих науках. Средний балл за год — 3.8. Учителя описывали ее как немного высокомерную, но привлекательную, прирожденного лидера. Ее мать — Шеннон Паркс — числилась единственным ее опекуном. Клинтон Норкросс был указан в качестве отца. Она родилась в 2002 году, на год позже Джареда.

До матча Любительской лиги в среду вечером, Лила говорила себе, что ни в чем не может быть уверена. В неопределенности, конечно же, не было смысла, правда была прямо там, в документах о зачислении, и все было ясно, как нос Норкросса на лице девушки, но она должна была как-то через это пройти. Она говорила себе, что должна увидеть девушку, увидеть Шейлу Норкросс, выдающуюся разыгрывающую, немного высокомерную, но симпатичную ученицу со средним баллом 3.8, чтобы убедиться.

Лила убеждала себя, что она под прикрытием, что это ее работа — убедить Клинта, что она все еще женщина, на которой он был женат.

— Ты выглядишь озабоченной, — сказал ей Клинт во вторник вечером.

— Извини. Наверное, это из-за того, что у меня роман на работе, — сказала она, — что должно было быть тем, что сказала бы Лила, если бы она все еще была той Лилой, на которой он был женат. — Это очень отвлекает.

— Да. Я понимаю, — сказал Клинт — это Линни, не так ли? — И он притянул ее для поцелуя, и она даже поцеловала его в ответ.

5

Затем, вторая часть: наблюдение.

Лила выбрала место на самой вершине трибун спортзала и наблюдала, как команды Любительской лиги Трехокружья разминаются. Шейла Норкросс была сразу же идентифицирована, номер 34, прорвалась, как молния, и бросила из-под кольца, а затем, со смехом, приземлилась на пятки. Лила, с детских времен, имела наметанный глаз прирожденного детектива. Может быть, у номера 34 не было челюсти Клинта, и, может быть, то, как она себя держала, тоже было немного другим, но что с этого? У детей было двое родителей.

Во втором ряду, рядом со скамейкой хозяев стояли несколько взрослых, хлопающих под ритм пред игровой музыки. Родители игроков. Та, в тонком полупальто и свитере, и есть мать Шеннон? Или мать девочки — крашеная блондинка в шапочке разносчицы газет? Или какая-то другая женщина? Лила не могла сказать точно. Да и как она могла? Она была незнакомкой на вечеринке, в конце концов, незванной. Люди, когда рассказывали о том, как их брак распался, говорили: «это все было не по-настоящему». Лила думала, что должна чувствовать себя вполне по-настоящему — толпа орет, запахи спортзала соответствуют. Но только все было не так. Она не чувствовала себя по-настоящему.

Звучит сирена. Началось игровое время.

Шейла Норкросс побежала в центр поля, а затем сделала нечто такое, что стерло все сомнения, все неопределенности. Это было ужасно, просто и убедительно, гораздо более убедительно, чем любое физическое сходство или любые школьные записи. Лила увидела это со своего места на трибунах и поняла, что их с Клинтом брак разрушен.

6

Как только Лила закрыла глаза, чтобы не видеть приближающихся животных, она почувствовала наступление истинного сна — не легкую сонливость, соскальзывание, или клевание носом — он набросился на нее, как шестнадцатиколёсная фура. Яркая паника вызвала у нее нервозность, и она ударила себя по лицу. Сильно. Ее глаза открылись. Не было ни змеи, ни белого тигра, ни павлина. Никакого дерева, похожего на баньян. Там, где оно маячило в центре поляны, стоял дуб, добротный старый восьмидесятифутовый, по-своему великолепный, но вполне обычный. Белка, сидящая на одной из нижних ветвей, шмыгнула в глубину листьев.

— Галлюцинации, — сказала она. — Это плохо. — Она сняла рацию с плеча. — Линни? Ты здесь? Ответь.

— Здесь, Шериф. — Голос был дребезжащий, немного ломающийся, но это из-за статических помех. — Что… сделать для тебя?

Звук линии электропередач — бззз — был опять различим. Лила не понимала, как он мог исчезнуть. А он исчезал? Ребята, она была напутана.

— Неважно, Линс, я свяжусь с тобой, когда все прояснится.

— Ты… порядке, Лила?

— Норма. Скоро поговорим.