Руслан минут пять копался в настройках системы дома мертвых. Наконец отключил все камеры. Пока Вика переносила спящую в подглючивающем электронном журнале, он отвез труп на столе-каталке в подземные этажи. Вернувшись, сказал:
— Я нашел тела, по которым шмаляют наши… коллеги.
— Дай, догадаюсь, — посмотрела на него Вика. — Они спрятаны на втором подземном, в самом дальнем конце?
— Именно, — напарник упал на стул за вахтой. Вновь полез в настройки системы. — Если что, то на них и подумают.
— Вдруг наступит «если что», то тут влетит всем, кто развлекался с пистолетами, — холодным взглядом посмотрела на него Вика. — И с автоматом в том числе.
— Не беспокойся, — отмахнулся Руслан. — Нам ничего не будет. Максимум с виноватым видом «на ковре» постоим. Во-первых, мы с тобой по мишеням шмаляем, а во-вторых, при самом плохом раскладе, дядя решит этот вопрос с Порфирьевной, — он, наконец, докопался к параметру «камеры» и нажал «включить все».
— Надеюсь, до этого не дойдет, — тихо произнесла Вика.
— Давай, наверно иди на обход, а затем спать, — сказал напарник. — Я пока достану раскладушки.
— А разве сейчас моя очередь?! — возмутилась коллега.
— А кто вечером ходил? — спросил Руслан.
— Может, ну его, этот обход?
— Викусь, — он обнял подругу. — Давай делать работу как надо? Ведь нам тут платят хорошие деньги.
Напарница вздохнула. Медленно и лениво взяла рацию. Зажала тангенту.
— Прием, прием, — сказала она.
Передатчик на пульте управления, с помехами и слегка искаженным голосом, повторил «Прием, прием». Вика взяла фонарик, по привычке подбросила в руке. Пистолет, предварительно проверив предохранитель, заткнула за пояс юбки. Выглядело это довольно смешно, а в придачу и неудобно, но выхода не оставалось. Пояс с кобурой, как однажды сказала Евгения Порфирьевна, начальство считает лишней тратой бюджетных средств.
— Ты такая грустная, будто на войну идешь? — Руслан обнял и поцеловал подругу. — Отдавай обмундирование, — попытался он взять рацию у нее из рук. — Это все же мужская обязанность…
— Нет, — отстранилась Вика. — Не хочу сидеть и ждать с моря погоды.
И отправилась в левый коридор.
Вика делала обход со скоростью профессионала. Фонарь не зажигала, а просто шагала в полутьме по коридору и нюхала воздух. Никто «просыпаться» не собирался, а «мертвяков» — как называли сотрудники спецхранов разлагающиеся тела — не оказалось.
Она дошла к последней палате, посмотрела на спящего-не-спящего, способного пошевелить лишь пальцами да зрачками. После отправилась в обратный путь. Она всегда скрепя сердце наблюдала за несчастным человеком, на чью долю выпало такое испытание. Очнуться среди мертвецов, понять, что умер сам и… оказаться не в состоянии что-то с этим сделать. Вика однажды заговорила с Евгенией Порфирьевной на эту тему.
— Виктория, ты знаешь такое изречение Стефана Цвейга, «в тяжбе с мертвыми живые всегда правы»? — поинтересовалась начальница.
— При чем здесь это?!
— При том, что тебе известно о невозможности сдать его.
— Знаю, — призналась Вика. — Просто жалко этого человека. Невыносимо жалко.
— Я понимаю твои чувства…
«Да ни хрена ты не понимаешь!» — разозлилась подчиненная на безучастный тон начальницы, оторвавшейся от глянцевого журнала. Даже рот раскрыла, чтобы произнести это вслух, но все же сдержалась.
В интонациях Евгении Порфирьевны без труда слышалось: «Не приставай с глупыми вопросами! Не видишь, я читаю!»
— … но я тебе говорила, что этот человек не является спящим…
— Как не является?! — Вика посмотрела на директрису спецхрана, словно на инопланетянина. — Если он не является, то какой придурок тогда изобрел критерии, по которым спящие отличаются от неспящих?
— Критериев нет… Четких, — добавила Евгения Порфирьевна. — Но есть некоторые законы. Ты знаешь, куда деваются спящие?
— Наверно в лаборатории, — предположила Вика.