Спящий

Джука медленно жевал хлеб, не чувствуя вкуса. Почему? Разве он так много хочет в жизни? На самом деле, не в глупых своих мечтах, а на самом деле? Свой дом, любящая жена, дети… И больше ему ничего не надо. Ничего! Так почему это так недостижимо?

Купец встал, тряхнул головой. Хватит жалеть себя! Надо думать, надо решать. Он слабый, он трус, и он знает об этом. Он не может заставить мир вертеться вокруг себя, как это делал, например, тот же Крайт, и он признает это. Но ведь что-то он все же может! И он должен сделать это что-то, чтобы… Чтобы заслужить это свое маленькое счастье.

Джука вздохнул, отряхнул крошки со штанов. Он будет ждать. Это все, что ему остается, все, что он может сделать. И, значит, будет делать! Ждать, и ждать столько, сколько потребуется. Братья не могут держать посты вечно, им, в конце концов, придется их снять. Не завтра, так послезавтра, не послезавтра, так через год, но они уйдут, и тогда он поедет. И он довезет Крайта до орков. Но…

Джука зажмурился, запустил пальцы в волосы. Он будет ждать, но будет ли ждать Лиза? Она думает, что он изменял ей, что он ходил в этот салон. Она ушла от него из-за этого! И сколько времени уже прошло с тех пор… Джука в отчаянии застонал.

Нет, есть выход! Купец заходил по комнате. Он напишет ей, напишет всю правду, и будет просить, умолять, его простить. И потерпеть, дождаться его… Обязательно дождаться! Потому что она нужна ему, потому, что жизнь бессмысленна без нее. Потому, что он любит ее!

Джука решительно направился к двери.

— Сколько мы еще будем стоять?!

— Стоять? — фон Гивер оторвался от карты, перевел удивленный взгляд на Хорвеля. — Что Вы имеете в виду?

— Это я и имею в виду, — архидемоньяк прошел несколько шагов, остановился рядом с бароном. — Сколько мы еще будем стоять?! Когда мы двинемся освобождать Императора?! — Хорвель поморщился от вдруг снова проснувшейся головной боли.

— Но дорогой архидемоньяк, — фон Гивер дернул плечами, — это же от Вас зависит. Вы же должны были выяснить, перемещается Император, или нет. Скажите мне, где он, и мы выступим.

— Ах, да, конечно, — Хорвель потер лоб. Эта свербящая в голове боль, мешающая думать, сбивающая с мысли… Что-то было в ней странное, что-то было с ней не так. Почему от нее здесь страдали только жрецы? — Он по-прежнему там, он никуда не двигается.

— Вы уверены? — фон Гивер посмотрел на архидемоньяка, озабоченно нахмурился. — С Вами все в порядке? Что-то Вы плохо выглядите.

— Нет, все хорошо, — Хорвель покачал головой. — Со мной все будет хорошо, — архидемоньяк помолчал. — Да, он точно там, мои жрецы проверяли час назад. Мы должны начинать, господин барон, мы должны найти нашего Императора, — Хорвель сумел улыбнутся. Да, Император… Они найдут его, и тогда все кончится, все пройдет. Исчезнет это проклятое раскалывающее голову давление…

— Хорошо, — барон кивнул. — У меня все готово. Завтра выступим.

Архидемоньяк развернулся и молча вышел.

Барон медленно прошел к креслу, сел. Задумчиво пожевал губами, подтянул к себе полученное от орков письмо. Значит, по-прежнему там, и никуда не двигается… Интересно. А вот вождь орков сообщает, что фон Штах у Девятки и едет сейчас в караване по Кифту. Так что, архидемоньяк лжет?

Барон закинул в рот пилюлю, запил водой. Если лжет, то зачем? Зачем ему надо отправить их так далеко? Фон Гивер откинулся на спинку, чувствуя, как успокаивается разъедающая его желудок язва. Может, просто не знает? Но это почти ничего не меняет, Хорвель все равно лжет.

Фон Гивер встал, вернулся к карте. Ладно, в любом случае сейчас ему открытый конфликт со жрецами не нужен. Белые Братья подтягивают крупные силы к его позициям, и ждать, когда они полностью развернутся, он не собирается. Пусть жрецы думают, что он им поверил. Но на самом деле это будет всего лишь упреждающий удар.

Фон Ритз поежился. Промозглый ветер раннего утра пробирал до костей, но все же не он был причиной сотрясающей баронета дрожи. Будь сейчас хоть летняя жара… Фон Ритз усмехнулся сквозь постукивающие зубы, оглянулся на затаившихся в овраге солдат своего батальона. Да, будь сейчас хоть середина лета с ее солнцепеком, его бы все равно колотило. Сотни раз он лежал вот так, затаившись, ожидая приказа, и всякий раз подкрадывалась эта дрожь, заставлявшая руки ходить ходуном и клацать в ознобе зубы. Не от страха, нет. Конечно, он боялся, но не настолько, чтобы превратиться в трясущийся кисель. Но накапливающееся напряжение, невыносимое перед самым началом операции, требовало выхода, сводило мышцы судорогой…

Ну же, когда? Фон Ритз закрыл глаза, пытаясь расслабиться. Нет, конечно, это не поможет. Лишь приказ действовать сможет унять бешено бьющееся сердце, наполнить разум холодным спокойствием, и все же… Почему не попробовать?

Текли минуты, бесконечно долгие, мучительные… Наконец!