Спящий

Я поспешно отступил вглубь комнаты, но и так ощутил на лице жгучие отголоски жара, что выжигал потустороннюю силу, не оставляя ацтекскому божеству мертвых ни малейшего шанса на спасение. В сверхъестественном огне горели и плавились даже гранитные плиты Дворцовой площади. Казалось, на улице пылает сам воздух.

Да так оно и было.

Врата в царство мертвых развеялись без следа, и вместе с ними развеялся их жуткий создатель.

И сразу размах обрушившейся на столицу огненной стихии пошел на убыль, а зависшая над площадью ослепительная звезда стремительной свечкой ушла в небеса. Но ангел не исчез из этого мира, вовсе нет, — в моей голове продолжало отдаваться его размеренное сердцебиение.

— Вот черт… — прошептал я, не в силах осмыслить случившееся.

Под кроватью принцессы вдруг что-то зашуршало, и оттуда выбралась растрепанная Елизавета-Мария.

— И что это было? — потребовала она объяснений. — Лео, что ты опять натворил?!

— Это не я, — невпопад ответил я, сотрясаемый нервной дрожью. — Это все страх.

— Ты вернул к жизни падшего? — прищурилась Елизавета-Мария. — Решился воплотить этот кошмар?!

— Это был не падший, это был ангел, — поправил я суккуба. — Я превратил кузину в ангела. Таким был ее страх.

— Очередной образ в твоей голове? — скривилась Елизавета-Мария и слизнула капельку крови с тыльной стороны ладони.

— Можно и так сказать, — подтвердил я, откидывая засов.

Входная дверь открылась с трудом из-за множества сгрудившихся с другой стороны мертвецов, но, поборов брезгливость, я перебрался через тела в гостиную и вышел в коридор.

Оставаться во дворце было попросту невыносимо.

Елизавета-Мария последовала за мной и вдруг спросила:

— А где ты взял силу, Лео? — но тут же отмахнулась. — Нет, не отвечай. Это уже не важно.

— Что ты имеешь в виду? — обернулся я.

— Не имеет значения, где ты взял силу. Имеет значение, что ты не отдал ее мне. Ты нарушил клятву, Лео.

Ощущая непонятное оцепенение, я попятился от суккуба, в нелепом защитном жесте выставил перед собой открытые ладони и зачастил:

— Подожди! Я ведь спас нас! Спас нас всех, весь этот клятый город!

— Плевать на город! — повысила голос Елизавета-Мария и неуловимым для глаз смертного движением оказалась рядом. — Ты нарушил клятву!

Длинные пальцы стиснули плечо, ставшие когтями ногти проткнули пиджак и впились в плоть, не дав оттолкнуть от себя взбесившуюся тварь.

— Что ты делаешь? — прохрипел я, едва не теряя сознания от пронзительной боли.

— Забираю то, что принадлежит мне по праву!

— А как же душа?

— Оставь себе! Мне она больше не нужна! — рассмеялась суккуб, стиснула пальцами свободной руки нечто невидимое и рванула это к себе.

Рванула мой талант.

Перед глазами все поплыло, мир превратился в смазанное пятно.

Рыжие волосы стали черными, черты лица утончились, проявилась болезненная худоба. И я вдруг понял, что передо мной стоит уже не Елизавета-Мария, а кронпринцесса Анна. Суккуб стала ее инфернальным двойником, доппельгангером.

— Замечательный у тебя талант, кузен! — произнесла Елизавета-Мария чужим голосом и повела своими слишком узкими плечами, позволяя соскользнуть с них кожаной куртке. — Просто удивительный! И теперь он мой!

— А как же я? — Вопрос прошелестел безжизненным шорохом. — Как же я?

— Ты давно мертв, мой мальчик, просто никак с этим не смиришься. А придется…

Елизавета-Мария резко отступила, словно разрывая связавшую нас нить, и грудь прорезала острая боль, что-то хлюпнуло, из разверзшейся раны потекла кровь. В беззвучной мольбе я протянул к суккубу руку, но тварь со смехом отбросила в сторону мою ладонь, на которой уже начали проступать трупные пятна.

— Смирись, Лео, и умри уже наконец!

Резкий тычок опрокинул меня на спину; я упал навзничь на холодные камни, пробил их и рухнул вниз, в саму преисподнюю. Но в бездну отправилась только душа, тело так и осталось смотреть остекленевшими глазами в потолок.

Я умер.

7

Смерть — это падение в бездну, стремительное и безостановочное.

Никаких чертей с котлами, просто летящая в черную дыру душа натыкается на старые воспоминания и рвется об острые грани обид и разочарований на куски. Вновь срастается, но лишь затем, чтобы со всего маху врезаться в очередную измену или предательство. И так — без конца.

Холод засыпанного льдом подвала, тусклый огонек керосиновой лампы, стальной отблеск разделочного ножа — тщательно забытое воспоминание только начало затягивать и поглощать мой разум, как некая сила призрачным гарпуном вонзилась в душу и стремительным рывком забросила ее обратно в тело.

Я скорчился, закашлялся, задышал.

Выругался.

Воскрес.

Не в состоянии поверить в свершившееся чудо, я рывком разодрал на груди сорочку и охнул от изумления, не увидев ни открытых ран, ни даже старых шрамов. Более того — исчезли даже татуировки. Я стал тем человеком, которым родился, и объяснение у этого могло быть только одно.

— Лилиана! — прошептал я, уловив мягкую поддержку чужой веры.

Это не могло спасти от банального удара ножом или пули в затылок, но подруга верила, и ее искренняя вера сумела подменить оставивший меня талант.