– Упряжку надо брать, отец. Не будет ветра.
Нил проснулся, поглядел на краешек белесого неба.
– Будет ветер! – пообещал он.– Погоди чуток, парень, хороший ветер будет.– И вновь закрыл глаза, погружаясь в сон.
Флон сплюнул за борт (на море – дурная примета, здесь – добрая. Речную воду презирать – моряку заслуга) и пошел дать команду – бросить якорь.
А Нил оказался прав. Меньше чем через полчаса задул ровный крепкий ветер, и корабль быстро пошел вперед, делая не меньше пяти миль в час. Все оживились. Даже Хихарра соизволил подняться и самолично проверить, чем занимается команда.
Только Нил как спал, так и остался спать. Флон, чье уважение к северянину возросло почти до вершин Закатных гор, строжайше велел: не беспокоить гиганта. И Нил благополучно проспал до самого вечера. Да и вечером проснулся, должно быть, только от голода.
Быстро темнело. Хихарра велел зажечь огни: чтоб с кем-нибудь не столкнуться в темноте.
Этайа, сопровождаемая Эрдом, вышла на палубу. Светлорожденный жадно втягивал ноздрями густой теплый воздух.
– У тебя такой вид, светлейший, будто тебе не терпится прорубить чью-нибудь голову! – заметил Биорк.
– Огорчусь, если это будет твоя! – задиристо заявил светлорожденный.
– Желаешь размяться, светлейший Эрд? – Биорк шагнул назад и положил ладонь на рукоять меча.
– Хотите устроить представление для матросов? – холодно бросила Этайа.
– Хо-хо-хо! – Огромный Нил внезапно возник между отцом и Эрдом.– А вот и я! Отлежал себе бока в гамаке! Подраться – это по мне! Валяйте, господа мои, я – к вашим услугам!
Вагар и светлорожденный, сконфуженные, одновременно убрали руки с мечей.
– Не ошибусь, доблестные, если скажу: вам надо развеяться! – ухмыльнулся Нил.– К примеру – немного перекусить!
– Ой-мей! – вскричал из темноты Хихарра.– Поддерживаю! Кухарь все приготовил, не так уж он ленив!
– Пойдем, светлейший! – позвал Нил. И Эрд послушно двинулся за ним.
– Напрасно ты сердишься на Эрда, воин,– сказала Этайа.– Он таков, каков есть. И мы приняли его таким, а твой брат Уве поручился за него. Разве это плохо для вождя людей, если он готов поменять долгую и спокойную жизнь на короткую и славную?
– Будто этого достаточно! – проворчал вагар.– Он так и рвется в жертвы, этот аристократ. Не как вождь – как молодой пес, что сдуру прыгает на вожака-тура.
– Светлейший не знает, что он – жертва! – напомнила Этайа.
– А знал бы – что толку? – буркнул вагар.– Такая жертва – демонов кормить! Если бы мы поступили, как сказал я,– обошлось бы куда спокойней.
– Ты первым пролил кровь! – заметила светлорожденная.
– А по чьему желанию я сунулся прямо в глотку? Да, я убил. Но кто бы узнал, что это сделал я, если б мне не пришлось возвращаться в гостиницу?
– Мог не возвращаться.
– Мог. Но тогда бы наш светлейший утром искал меня по всему Фарангу, размахивая своим мечом.
– Ты недооцениваешь, Биорк. Недооцениваешь нас. И ты сердишься.
– Да,– вагар потер лоб маленькой рукой.– Я сержусь. И делаю ошибки. И принимаю решения будто по чужой воле…
– Ты в этом уверен? – озабоченно спросила Этайа.
– Нет… Не знаю! Я пошел в этот поход для того, чтобы уберечь их от ошибок, а что вышло? Я чувствую себя тем самым конгским мальчишкой, которого изображаю. Скажи, зачем нам всем идти в это гнездо зла? Если я пойду один, через три дня твой певец будет с тобой. Если он жив, разумеется. А отправимся туда вчетвером – будет еще похуже, чем в Фаранге. Потому что гнездо меньше, а змеи злее…
– Нет.
– Ну тогда идем хоть без нашего светлорожденного Эрда. Пусть плывет до излучины!
– Нет, Биорк. Он пойдет с нами. Это необходимо, не проси меня объяснить, почему так. Он не столь сдержан, как ты, хотя, похоже, сдержанность и тебе стала изменять. Но он – один из нас. И ты забыл еще одно, что важно.
– Что же, светлейшая?
– На него указал оракул.
IV
«Каждое существо стремится к наслаждению, а достигнув его – к еще большему наслаждению. Многие из нас знают, сколь незаметна грань между естеством и пороком. За ней же существо превращается в худые меха. Сколько ни лей вина – все вытечет. Пустота, жажда и вместилище бедствий. Хуже, впрочем, когда соединяются Порок, Власть и магия Тьмы…»
Санти проснулся, взмокший от пота, на мокрых простынях и целую минуту стряхивал с себя ночной кошмар. Во имя Неизъяснимого! Пять ночей он здесь – и пять ночей сны его изнурительны, как бег оседланного демоном. Санти ничего не помнил, но каждая клеточка его тела была выгоревшей, опустошенной. И опять тот же кислый запах витает в воздухе. Может, это запах его пота?