Спящий дракон

Нассини с наслаждением погрузилась в розовую от благовонных масел воду. Морщинки на ее высоком бледном лбу разгладились. Удобное плавучее ложе ритмично покачивалось на волне, которую гнали три толстые конгайки, раз за разом приседающие и поднимающиеся у дальнего бортика купальни. Лепестки цветов плавали у губ соххогои. Нассини тихонько запела колыбельную, ту, что запомнила, услышав еще в детстве от кормилицы.

Куполообразный потолок купальни венчал фонарь, собранный из прозрачных плоских кристаллов, обрамленных в серебро. Кристаллы эти легко пропускали свет – воздух купальни был пронизан золотистыми лучами. Но при этом прозрачные камни обладали особым свойством: если смотреть через такой кристалл, ясные очертания вещей дробятся, множатся, явное делается таинственным тем больше, чем дальше от кристалла находится предмет. Потому сейчас Нассини были совершенно отчетливо видны лица тех, кому было дозволено на сей раз наблюдать за ее омовением. Лица, изнуренные неутоленным сладострастием.

«Что они видят?» – подумала Нассини и поскребла острыми ногтями заросший толстым волосом низ живота. От запаха благовоний кружилась голова. Нассини почему-то вспомнила свою первую близость с покойным мужем, Спардухом. Вульгарным громогласным вислобрюхим Спардухом. И в тот, первый, раз он был вульгарен: каждый раз, когда доверенный слуга по дыханию господина угадывал приближение оргазма, то подавал знак мечнику, и густой фонтан горячей крови обдавал новобрачных.

Вульгарен был Спардух, но не слаб: пять юных девственниц ушли в Великое Ничто. Тела их стали украшением свадебного пира, а головы, высушенные надлежащим образом, чтоб уменьшиться в размерах до величины мужского кулака, были подарены Спардухом жене. Ожерелье из них до сих пор валяется где-то в покоях Нассини: крохотные головки с длиннющими хвостами темных и светлых волос.

Пятеро девственниц – нелегкое испытание для невинности. Если бы она у Нассини была. Соххогоя вытянула ногу и пошевелила пальцами: как красива ее бледная холодная кожа! Особенно если знаешь, что под ней – алая горячая плоть.

Вульгарен был Спардух. И однообразен. Вспарывать животы рабыням и удовлетворять в дымящихся ранах скотскую похоть. Или оскопить раба и, заляпавшись с ног до головы кровью и испражнениями, под омерзительный вой жрать его гениталии. Естественно. И отвратительно. Не такова Нассини. Благосклонный к ней Истинный Создатель дал ей талант и власть над желаниями. И вот теперь Благосклонный вновь выразил себя: вместо одного необычайного прислал ей пятерых. Подобное – к подобному. Может, это еще не все? Сердце соххогои сжалось: кого еще приведет к ней Истинный? О! Он знает, что в ее руках даже хоб перестает быть хобом. И Он уже подарил ей жизнь соххогоя. Истинного. Но, может статься, и высший из Истинных будет дарован ей? Нассини подумала о покоях, что есть в замке каждого из Владык, покоях, что предназначены для Величайшего… и тихонько застонала от предвкушения…

Появление Муггана прервало сладкое течение мыслей соххогои. Стремительным шагом сын пересек купальню и остановился у бортика прямо над Нассини.

– Я не звала тебя! – недовольно проговорила она.– Удались!

Мугган ничего не ответил. Расставив длинные ноги в гурамских шароварах из алого шелка («Самое дурное перенимает быстрее всего»,– подумала соххогоя), Мугган глядел на нее. Нассини вытянулась в прохладной воде, развела и свела ноги. Вода приятно шевелила волоски.

– Ты обеспокоен? – спросила она, закрывая глаза.

Молчание. А потом она услышала шорох ткани. Соххогоя открыла глаза: Мугган срывал с себя шаровары. Он торопился, будто кто-то мог ему помешать.

Нассини вздохнула и вновь закрыла глаза, а Мугган неуклюже плюхнулся в бассейн.

– Дурак! – сказала ему Нассини.– Ты не получишь ничего.

– Все, все получу! – зарычал сын, хватая ее за груди. Тощие ноги его вспенивали ароматную воду. Нассини снова вздохнула: ей было скучно. Она расслабила тело. Давно, очень давно ее научили делать боль приятной. Свою и чужую. Так воспитывали детей Истинного. Но есть боль – и боль. Скучно!

Тело Муггана дергалось на ней. Крючья пальцев впились в нежные ягодицы. Розовая вода бурлила между животами. Как он не понимает, что Нассини всегда будет сильнее?

– Ты не устал? – спросила она заботливо.

Мугган только засопел в ответ. Несомненно, услышал.

«Скоро ему надоест»,– решила соххогоя.

– Ты не мог бы подождать час-другой? – вновь спросила она спустя некоторое время.– Я недавно поела, а ты беспокоишь мой желудок своей… возней.

Движения Муггана замедлились.

«Интересно, что видят эти?» – подумала Нассини, глядя на лица за фонарем.

Но сын обладал способностью обескровить даже малое удовольствие.

«Скучно. Когда же он уберется?»

– Ты похож на годовалого пса, что пихает всюду, куда может дотянуться,– проговорила она.– Они со временем умнеют…

Мугган зашипел… И оставил ее в покое.

Нассини посмотрела, как он, ругаясь, выбирается из бассейна, стаскивает мокрую рубаху. Сочувственно посмотрела. Все же она была привязана к нему. И этим отличалась от других потомков Истинного.