— Да, — подтвердила Хранительница, — в двадцатое августа тысяча девятьсот тридцать восьмого года, часиков в девять утра. Вы сможете в этот же день незамеченным покинуть город вместе с женой?
— Наверное… — ошарашено пробормотал капитан, уже начавший понимать, к чему они клонят, — думаю, смогу…
— Заберете жену, самые необходимые вещи, документы и отправитесь в Швейцарию — война еще не началась, так что с пересечением границ проблем, думаю, не будет. Там переждете, пока все не закончится. А годика через два после окончания войны спокойно вернетесь в Германию…
— В Западную Германию, — снова встрял в разговор Музыкальный. — Не перепутайте. Впрочем, ближе к делу сами поймете, о чем я… Не думаю, что вам стоит возвращаться в Мюнхен, хотя, с другой стороны, искать вас все равно никто не будет. Не забывайте: до тысяча девятьсот сорок второго года вы доблестно служите в своей родной танковой дивизии, а после… После вы — как и ваши солдаты, кстати, — будете числиться пропавшим без вести во время боевых действий в пустыне. Так что о дезертирстве давайте не будем, хорошо?
— Но как же… Ведь я получал письма от жены… Фотографии малышки… Как это может быть? Как?!. Юрий Сергеевич рассмеялся:
— Неужели вы еще не привыкли к тому, что время — весьма хитрая штука, Зельц? Вы сами, с женой, разумеется, и будете их писать. Впрочем, ладно, сейчас не до подобных мелочей. Вот одежка у вас, конечно… — Генерал скептически оглядел изодранную пустынную униформу Зельца. — Не думаю, что в таком виде было принято ходить по предвоенному Мюнхену… Дома-то вы, естественно, переоденетесь в гражданское, но до него еще надо будет добраться… — Он повернулся к Хранительнице: — Да, это я как-то упустил… Старею… Обирочка, вы уж прицельтесь там поточнее, чтобы нашего капитана по дороге патруль не арестовал. Это возможно?
— Вполне. Мне нужен будет только точный план здания и пара минут личного общения с капитаном (услышавший последнюю фразу Московенко удивленно приподнял бровь, но промолчал).
— О’кей, разобрались. Ну а дальше, Ольгерт… А дальше я вам вот что скажу: счастливый вы человек! Только представьте — вы будете единственным на планете, заранее знающим будущее своей страны. Аж до самого две тыщи второго года! Кстати, — вновь стал серьезным генерал, — о нас с майором и Обирочкой вам придется забыть на все шестьдесят с лишним лет — так уж получается, что мы о вас раньше этого дня ни сном ни духом знать не будем, понимаете? Сегодня мы вернемся в Москву, уже зная, кто вы такой. Но отправлялись-то мы сюда, еще этого не зная! Во как все хитро… — задумчиво, словно только сейчас осознав весь смысл своих слов, пробормотал он. — По-о-ол-ный аллее… Ну, так что, Ольгерт? Вопрос, конечно, дурацкий, но каков все-таки будет ваш ответ?
И, видя нерешительность на лице капитана, тут же добавил: — Вы что, еще думаете, капитан?! Неужели полагаете, что у вас есть выбор?! Нет, мы, конечно, могли бы забрать вас с собой в Москву — никаких проблем. Но вот ваша жена… Сами понимаете… Итак?
— Конечно да, — вымученно улыбнулся Зельц, тщетно пытаясь поджечь скачущую в пальцах сигарету. — Естественно, да. И — спасибо…
Первыми во вновь оживший портал шагнули солдаты Зельца. Счастливые, поскольку война для них уже закончилась и им — в отличие от миллионов своих собратьев — посчастливилось остаться в живых. И несчастные — оттого, что впереди их ждала разрушенная и голодная Родина, разделенная победителями на два противоположных лагеря, и мучительные попытки понять, что же на самом деле с ними произошло… Но пока ничего этого они еще не знали, дисциплинированно, один за другим, скрываясь в жемчужном сиянии телепортационного окна и не испытывая по поводу происходящего ни малейших сомнений. Солдатское дело маленькое: приказали — исполняй, тем более после такой напутственной речи, коей сопроводил их на прощание генерал, исхитрившийся (что на него нашло — он и сам не знал) не просто выразить им благодарность "за проявленный героизм и воинскую доблесть", но выразить ее от имени самого фюрера…