Не поймите меня превратно: я восхищался Дебби. Она была профессионалом до самого кончика своего карандаша и оставалась им, пока ее не постиг крах и последовавший за ним стресс. Большинство людей — особенно женщин — на ее месте были бы более скептичны. Моя репутация в отношении женщин бежала, так сказать, впереди меня — и дело здесь не только в толстом досье, которое Деб мусолила, словно скучный роман, и все не могла дочитать до конца. Я был ее «Уловкой-22»
[54], а она — моим «Преступлением и наказанием». Надеюсь, это звучит не слишком претенциозно? Между нами возникло что-то вроде симбиоза. Вы ведь понимаете, что это значит? Этакая кооперация двух организмов, живущих по соседству; зачастую один организм является обитателем другого, и это положение вещей идет на благо обоим. Нечто подобное можно было сказать и о нас — Даниэле и Дебби. Я кое-что получил от нее — даже если это было совсем не то, что она пыталась мне дать. Бедняжка Дебби. (Ого, кажется, во мне заговорила совесть — одна из Смертных Добродетелей. Возможно, я делаю первые неуверенные шаги на пути к исцелению?)Глава одиннадцатая
Давайте повернем вспять стрелки часов… сколько раз вы мечтали о том, чтобы это стало возможным? Я смотрю на свою писанину, и сдается мне, что эти россказни могут показаться довольно-таки странными, а изложение — бессистемным. Что ж, вам следовало бы посмотреть на мой текст до того, как синий карандаш редактора начал большую чистку.
Поближе познакомившись с законом в лице Ангуса Макбрайара, я начал понимать, что мне следовало бы обуться в ботинки осторожности, одеться в плащ нравственности и плотно застегнуть на нем пуговицы. Я должен был облачиться в вуаль непроницаемости и накинуть рясу… в общем, вы уловили идею. Мягче, нежнее, изящнее — таковы были актуальные требования к моему поведению. Мне надлежало выбирать свой путь со всей возможной тщательностью — словно я шагал по вангоговской улице в Овере сразу после того, как по ней прошлось стадо коров. Даже если человек считает себя исчадьем ада, он не может просто переть вперед, убивая мирных горожан, и надеяться, что ему все сойдет с рук. В любом деле нужна осмотрительность.
Насколько мне стало известно, протирка пыли в Анушкиной квартире увенчалась безусловным успехом. Дни шли за днями, а полицейские не барабанили в мою дверь. Сыщики были откровенно тупы — и оказались в тупике.
Впрочем, даже искуснейшие из злодеев совершают в ходе своей карьеры нелепые ошибки. На каждой из станций жизни вас нагоняет маленький поезд, который издает предупреждающий гудок и может сшибить вас с рельсов, если вы не посторонитесь. Что ж, я готов признать: успех сделал меня излишне самонадеянным. Это единственное, что приходит мне в голову, когда я пытаюсь найти объяснение своим последующим действиям. А суть в том, что я отправил в полицию записку — подобно какому-нибудь криминальному гению. Кажется, Джек-потрошитель был одним из них. Или нет? Мне не разрешают держать в камере толстые словари. Возможно, боятся, что я сделаю из них приступочку, заберусь на нее и сбегу.
Записка, которую я послал, была большой красной тряпкой, призванной подразнить быков. Я подписался как «Пронзатель с берегов Тей». Мне казалось, что я уморительно остроумен, и вы не обязаны быть редактором «Панча»
[55](который еще существовал в те времена), чтобы понять: подобное прозвище является абсолютно de rigueur [56]в том случае, если вам требуется привлечь внимание бульварных газет. Желая упрочить свое место в криминальной истории, я отправил копию записки в «Данди Ивнинг Телеграф».Если честно, меня очень обеспокоил тот факт, что реакция публики на мое сексуальное преступление оказалась весьма и весьма вялой — мягко говоря. Но впрочем, что я знаю о причудах публичного вкуса? Конечно, если бы я ожидал паники в масштабе страны (а я не ожидал), то был бы очень разочарован. Продажи вязальных крючков ничуть не упали.
Да, я был уязвлен, но не собирался останавливаться на достигнутом. Я намеревался потрясти мир так же основательно, как Второе Пришествие Джина Винсента
[57]. Широкие массы должны были уяснить, что игнорирование Пронзателя опасно для жизни. Или для жизни их близких. Гррр.