Спящий с Джейн Остин

Словно бы специально для того, чтобы облегчить мне, дорогому гостю (я не хвастаюсь, так сказано в их буклете), жизнь, администрация отеля присовокупила ко всему прочему содержимому своей футуристической тележки электрический нож для мяса, работающий на батарейках. При работе он издавал негромкий приятный звук. Встав перед зеркалом трюмо, я принял драматическую фехтовальную позу, будто д'Артаньян, и сделал стремительный выпад в сторону своего изящного отражения. Эван Мак-Грегор, пожалуй, достоин чести играть меня в кино (обо всем следует думать заранее), хотя волосы у меня красивее, чем у него, если я их мою. Не его волосы, разумеется, а свои.

Все, что осталось от Лолы, я упихал в тележку (само собой, кроме ушей). На проверку этот агрегат оказался на удивление вместительным. Мне в тот вечер определенно везло: батарейка села именно в тот момент, когда я разрезал последний из Лолиных хрящей.

Расчлененка — непростая работенка… извините за глупую рифму. Лола была хрупкой и худосочной. Тем не менее к тому времени как я закончил свой скорбный труд, аппетит у меня разыгрался с новой силой. По этому поводу — и благодаря современным чудесам бытовой техники — я вознаградил себя за работу парочкой поджаренных ушей на булочке. Уши a la mode [74]. Oreilles de Lola a la maniere de Daniel [75]. Ушной деликатес. Где пчела собирает нектар, там и мне что-нибудь перепадет. Извините, мистер Бэкон [76]. Хи-хи.

Я прихватил сумочку Лолы, в которой она хранила плату за свои грехи. Ее помадой я написал на зеркале: «Всего наилучшего! Поражатель» (я был так взбудоражен, что даже перепутал свое собственное прозвище), а еще перед уходом я… ну, я не мог воспротивиться искушению, понимаете? Я снова включил тележку и поставил на максимальную температуру. Гори, шлюха! В крайнем случае я после представлю все дело так, будто просто сбегал от пожара.

Счастлив сообщить вам, что на этот раз мир заметил меня и взбудоражился. Несмотря на праздничную неделю в Броти Ферри и сопутствующий ей ажиотаж в газетных колонках, редакторы не смогли проигнорировать пожар в лучшем отеле Данди, сгоревшем дотла в огне, который начался с тележки, содержащей труп без ушей. В такие приборы следует вставлять предохранители понадежнее, право слово.

И еще к вопросу о безопасности: ни в коем случае не стоит загромождать пожарный выход — особенно снаружи. Итог: двадцать семь жертв. И — хотите посмеяться? — среди погибших оказалось порядка четырех проституток! Лола была не единственной распутницей в городе.

Между делом стоило бы, возможно, обратить внимание на тот факт, что здесь я — опять же, втихую — сделал доброе дело, проредив очередь в крематорий Данди. Поблагодарил ли меня его персонал? А вы как думаете?

Глава четырнадцатая

Обычный бег жизни рода человеческого… Наши старые друзья, мистеры Обыватели, по большей части все еще живут в мире, где добро и зло есть разделимые и различимые абсолюты. Само собой, это фантастический мир, и интеллектуалы вроде меня или вас давно уже умудрились сбежать оттуда. (Надеюсь, вам понравился этот маленький комплимент, mon semblable, mon frere! [77])

Выпад этот, впрочем, никоим образом не относится к издателям данной тонкой книжечки моих мемуаров. Они осознали сложность моей ситуации. Они поняли, как трагична борьба хорошего человека против злого мира — особенно если правильно выставить освещение, должным образом наложить грим и подобрать декорации. Они заметили на рынке лакуну, куда можно замечательно втиснуть мою историю. Суть дела состоит в том, что мы находимся, так сказать, на переднем крае. Возвращаемся к истокам борьбы Добра против Зла, Мужчин против Женщин, Данди против «Данди Юнайтед»… В настоящее время в книжных магазинах нету других ушных убийц (я не беру в расчет «Гамлета», поскольку это пьеса).

Впервые я задумался о возможной литературной карьере почти сразу после позорного вердикта, провозглашенного в суде (там меня оболгали в первый раз). Мы, присяжные, будучи полными придурками, находим подсудимого виновным, однако признаем невменяемым. Мы рекомендуем воздержаться от применения положенной по закону меры наказания и т. д. и т. п.

Затем началась суета. Меня потащили вниз по ступеням к «черной Марии», а вокруг звучали непрекращающиеся стоны и проклятия. На одной из лестничных площадок съеженная женщина-гарпия с печеночно-колбасными ушами плюнула мне в лицо и закричала, что ее дочь была «хорошей девочкой». (Шлюшья мать, порочащая меня!)

— В таком случае жаль, что мне не довелось с ней встретиться, мадам! — резко ответил я. Думаю, все вы согласитесь, что в данных обстоятельствах это был неплохой ответ — как сказал один ученый после событий в Чернобыле.

Вернувшись в укрытие тюремной кареты и освободившись от ножных кандалов, я остался в компании своего обычного эскорта — Боксера и Бульдога (или, может быть, Бульдога и Боксера — никогда не был уверен до конца). Они были Корнелем и Расином тюремной службы Данди: их познания в английском языке оставляли желать лучшего.