Спиноза

Союз между государствами, подчеркивает Спиноза, может существовать, пока он приносит выгоду обеим сторонам. И обращаясь к своим современникам и соотечественникам, сетовавшим на вероломство англичан и шведов, пишет: «Поэтому каждое государство имеет полное право нарушить союз, когда пожелает; и нельзя относительно (такого государства) сказать, что оно поступает коварно и вероломно, если не держит обещания по устранению причины страха или надежды, так как это условие было равным для каждого из договорившихся (то именно, что первое (государство), освободившееся от страха, становится своенравным и может пользоваться своим правом по своему усмотрению) и, кроме того, так как каждый договаривается относительно будущего лишь при предположении наличных обстоятельств. С их изменением же меняется все положение дела, и по этой причине каждое из союзных государств сохраняет за собой право сообразоваться со своей пользой, и каждое поэтому стремится по мере своей возможности избавиться от страха, быть, следовательно, своеправным и воспрепятствовать тому, чтобы другое превзошло его своей мощью. Если, следовательно, какое-нибудь государство жалуется на обман, то, конечно, оно должно пенять не на вероломство союзного государства, но лишь на свою глупость, побудившую его доверить свое благоденствие другому»[284].

И в то же время «чем больше государств заключает вместе мир, тем менее страха внушает каждое в отдельности всем другим, или тем менее власти у каждого начать войну, но тем более оно обязано блюсти условия мира, т. е. (согласно § 13 наст, гл.) тем менее оно своенравно, но тем более обязано приспособляться к общей воле союзных государств»[285].

В четвертой главе — «О важнейших политических делах» — Спиноза рассматривает вопрос о том, может ли государство, будучи законодателем, совершать преступления и о важности соблюдения принципа равенства всех граждан перед законом. И здесь с его выводами трудно поспорить.

Если целью государства (как и отдельного индивидуума) является самосохранение и обеспечение права его граждан на жизнь и безопасность, пишет Спиноза, то «государство совершает преступление, когда делает или терпит то, что может быть причиной его гибели»[286].

Если же те, в чьих руках сосредоточена власть, начинают считать себя свободными от власти закона, то государство «перестает быть государством» и именно в этом явлении следует искать причины народного недовольства и всех государственных смут и переворотов:

«Ибо для тех или для того, в чьих руках верховная власть, столь же невозможно бегать пьяным или нагим по улицам с развратницами, ломать шута, открыто нарушать и презирать им же самим изданные законы и в то же время сохранять подобающее ему величие, как невозможно одновременно быть и не быть. Далее, убийство и грабеж подданных, похищение девушек и тому подобные поступки превращают страх в негодование и, следовательно, гражданское состояние — в состояние враждебности»[287].

В небольшой, но необычайно емкой пятой главе — «О наилучшем состоянии верховной власти» — Спиноза провозглашает принцип, согласно которому стабильность государства, законопослушание граждан зависят от степени совпадения интересов государства и граждан, а также от степени их «своеправности», и «потому та верховная власть является наилучшей, при которой люди проводят жизнь в согласии и когда ее права блюдутся нерушимо»[288].

В этой же главе Спиноза провозглашает мысль, к которой затем неоднократно возвращается: подлинная стабильность жизни в государстве и его процветание не может строиться на страхе и принуждении к повиновению.

«О государстве, подданные которого не берутся за оружие, удерживаемые лишь страхом, — пишет Спиноза, — можно скорее сказать, что в нем нет войны, нежели что оно пользуется миром. Ведь мир есть не отсутствие войны, но добродетель, проистекающая из твердости духа, ибо повиновение (согласно § 19, гл. II) есть неуклонная воля исполнять то, что должно совершиться в силу общего решения государства. Кроме того, государство, где мир зависит от косности граждан, которых ведут, как скот, лишь для того, чтобы они научились рабствовать, правильнее было бы назвать безлюдной пустыней, чем государством»[289].