Спиноза

Стоуп уклонился от ответа. Эти условия ему неизвестны. Они даже для него пока тайна.

Спиноза воспользовался этим и вновь подчеркнул, что монархизм — воплощение антигуманизма и варварства. «Лица, — сказал философ, — имеющие возможность втайне вершить дела государства, держат последнее абсолютно в своей власти и так же строят гражданам козни в мирное время, как врагу — в военное. Никто не может отрицать, что покров тайны часто бывает нужен государству, но никогда никто не докажет, что это же государство не в состоянии существовать без монарха. Наоборот, никоим образом невозможно вверить кому-либо все дела правления и вместе с тем удержать за собою свободу. Потому и нелепо желание величайшим злом избегнуть незначительного ущерба. На самом деле, у домогающихся абсолютной власти всегда одна песня: интересы государства, безусловно, требуют, чтобы его дела велись втайне и т. д. и т. д. Все это тем скорее приводит к самому злосчастному рабству, чем более оно прикрывается видимостью пользы».

Стоуп вернулся к однажды поднятому вопросу. Не посвятит ли Спиноза свою «Этику» королю Франции?

— Свои труды, — ответил категорически Спиноза, — я посвящаю только истине.

— И мой Король-Солнце светит точно истина, — сказал Стоуп. — Простому народу чужда истина и способность суждения. Ему ли адресованы ваши произведения?

— Позвольте рассказать вам, — ответил Спиноза, — одну легенду. Когда Александр Македонский завоевал древнюю Иудею, он отправился в суд, чтобы познакомиться с местными нравами, и присутствовал там при разборе одной тяжбы. Истец заявил, что он купил участок земли и нашел в нем клад. Но ведь он купил только поле, а не клад. Поэтому он хочет возвратить его прежнему собственнику земельного участка. Ответчик возразил, что продал землю со всем тем, что в ней находится. Клад, следовательно, принадлежит не ему. Тогда судья спросил у одного из них, есть ли у него сын, а у другого, есть ли у него дочь. Получив на эти вопросы утвердительные ответы, он посоветовал им порадовать своих детей и отдать клад новобрачным. Александр Македонский громко рассмеялся. «Разве я неправильно рассудил?» — спросил судья. «Нет, — ответил царь, — но в нашей стране в подобном случае мы бы сняли голову обоим, а клад конфисковали в пользу казны». — «А идет ли дождь в вашей стране?» — задал вопрос повелителю судья. «Конечно», — ответил Александр. «И солнце у вас светит?» — «Да». — «И скот есть у вас?» — спросил судья. «Есть», — ответил Александр. «Тогда не подлежит сомнению, — заключил судья, — что ради животных льет дождь и светит солнце в вашей стране, вы же этого не заслуживаете».

Где господствует один, — подчеркнул Спиноза, — там истина попирается, подавляется ожесточением и раболепством. При разбирательстве дел, обращают внимание не на закон или истину, но на размер богатства. В этом случае народ справедливо говорит, что ценою царской крови можно вернуть и защитить истину...

Спиноза убедился, что его вызвали в Утрехт не для ведения серьезных переговоров о судьбе Нидерландов. От него хотят признания величия Людовика XIV, заискивания и лести.

В ответ на все попытки купить совесть философа он еще решительнее будет призывать людей к тому, чтобы они брались за оружие в борьбе против всякого насилия.

Не дождавшись принца, Спиноза покинул Утрехт и вернулся в Гаагу.

На Павильонсграхте его встретила с шумом и гиканьем толпа. Кое-кто обозвал его шпионом и даже бросил в него камень. «Самое тяжелое бремя, которое могут наложить на нас люди, — подумал Спиноза в эту минуту, — заключается не в том, что они преследуют нас своим гневом и ненавистью, а в том, что они этим внедряют ненависть и гнев в наши души».

С трудом он добрался к дому Спиков. Толпа бросилась за ним. Живописец был взволнован. «Не бойтесь за меня, — сказал ему Спиноза, — мне легко оправдаться. Многие люди, уважаемые и достойные доверия, знают, что побудило меня к этому путешествию. А впрочем, будь что будет! Если толпа вздумает шуметь перед вашей дверью, я сейчас же выйду, хотя бы со мной обошлись так же, как с несчастным де Виттом, Я честный республиканец и никогда не имел в мыслях ничего, кроме славы и блага моей родины».

Спиноза твердо решил: до окончания работы над «Этикой» он ничем другим заниматься не будет. Всю энергию и все знания впредь посвящаются только ей одной. Ведь «Этика» должна стать кодексом вольнодумия, справедливости, правды и счастья, и каждая теорема в ней — своеобразной статьей этого кодекса.

«Этика»

Проходят два года. О жизни Спинозы как будто никто ничего не знает. Безвыходно сидит он на своем мезонине, словно на горной вершине, и работает там напряженно, без устали, шлифуя «Этику». Ей он без остатка отдает красоту своего разума И доброту своего сердца.

В 1675 году она была закончена. Труд жизни был завершен.

Медленно и последовательно пришел Спиноза к «Этике», наиболее полно раскрывающей величие его гения. Здесь начинается его торжественное шествие в бессмертие.