Спиноза. Жизнь мудреца

— Мы призвали тебя, Барух, чтобы узнать истину из твоих собственных уст. С сокрушенным сердцем мы вынуждены потребовать от тебя исповеди, полного отчета в твоих верованиях, ибо тебя обвиняют в самом страшном преступлении — поношении закона. Мы от души желаем тебе, чтобы ты смог оправдаться, но горе тебе, если обвинения будут доказаны, потому что нет такого наказания, такой жестокой кары, которая соответствовала бы твоему тяжкому преступлению. И если ты действительно виновен в том, в чем тебя обвиняют, заклинаем тебя чистосердечно сознаться и покаяться.

Спиноза, который не чувствовал за собой никакой вины, дал отрицательный ответ. Но присутствовавшие тут же бывшие друзья его, составившие донос, видя, что их ожидания могут не оправдаться, потребовали, чтобы им дали слово.

Представ перед начальниками синагоги, они заявили, что Барух высмеивал евреев как людей, исполненных суеверия, рожденных и воспитанных в невежестве, не знающих, что такое Бог, и при этом имеющих претензию утверждать, что они выше всех других наций, что являются богоизбранным народом. Что касается закона, то Спиноза утверждал, по их словам, будто он создан человеком, может быть, и понимавшим более других в делах политики, но в познании Бога ничуть не превосходившим простых смертных. Все это доносчики соединили с отзывами Спинозы о Боге, ангелах и душе. Вызвай&егодование присутствовавших, они довели дело до того, что на обвиняемого со всех сторон посыпались проклятия, прежде чем он смог сказать хоть слово в свое оправдание.

Наконец ему было дозволено ответить на предъявленные обвинения.

— Если вы призвали меня по доносу столь беспристрастных, по вашему мнению, свидетелей, — спокойным и выразительным голосом сказал Спиноза, — то попросите их хотя бы подтвердить свои показания более убедительными и неопровержимыми доказательствами.

Эти простые и справедливые слова обвиняемого лишь усилили возмущение присутствующих, и со всех сторон на Спинозу посыпалась унизительная брань.

Среди членов раввинского судилища находился и прежний учитель Спинозы Мортейра. Испытывая сочувствие к своему бывшему любимцу, он стал увещевать его не оскорблять своим поведением старейшин общины, родных и весь еврейский народ.

— Неужели, — спросил Мортейра, — ты успел уже забыть добрые примеры, преподанные тебе мною так недавно, неужели такова награда за мои труды, за мои заботы о твоем воспитании? Неужели ты не знаешь, что рука Всевышнего в один миг может поразить грешника? Зло и соблазн, — сказал он в заключение, — уже глубоко проникли в твою душу, но все же еще не настолько, чтобы невозможно было раскаяние.

Истощив весь запас своих доводов, но ничего не добившись от бывшего ученика, Мортейра вдруг повысил голос и грозно потребовал от Спинозы полного публичного покаяния, предупредив, что если тот тут же не повинуется, то будет отлучен от синагоги.

Но и эта угроза не могла заставить Спинозу сознаться в преступлении, которого он не совершал.

Его неустрашимость и невозмутимое хладнокровие вызвали еще больший гнев Мортей-ры. Осыпав Спинозу проклятиями, он покинул собрание и дал клятву вернуться с анафемой отступнику на устах. Но, видимо, он еще сохранил надежду, что его лучший ученик одумается и угрозу приводить в исполнение не придется...

Но Мортейра ошибся. До сих пор ему были известны только выдающиеся дарования ученика; теперь же он убедился, что тот обладает еще и несокрушимой стойкостью духа.

И все-таки Баруху дали время, чтобы одуматься. Раввины еще рассчитывали, что отступник опомнится и увидит, на краю какой бездонной пропасти он очутился. Но когда назначенный срок миновал, а никаких изменений в поведении Спинозы не произошло, день отлучения его от синагоги был назначен.

Но до его наступления раввины, больше всего боявшиеся, как бы пример Спинозы не подействовал на других представителей молодежи, и по-прежнему желавшие, чтобы такой одаренный и образованный юноша, каким был Барух, остался в их среде, решились испытать еще одно средство.

Памятуя о бедности молодого человека, они предложили ему годовую пенсию в тысячу флоринов при условии, что он возвратится на путь истины.

Оказалось, что наставники Спинозы вовсе не знали его характера. Меньше всего в жизни его интересовали материальные блага. Барух категорически отказался от их благодеяния:

— Если бы мне посулили вдесятеро большую сумму, — сказал он, — то и тогда я не сумел бы притворяться и лицемерить, живя под вашим тягостным надзором.

12

— Барух! — отвлек Спинозу от воспоминаний дружелюбный голос Франциска ван дек Энде-на. — Хочу поставить вас в известность, что под этим кровом вы можете чувствовать себя как дома и оставаться здесь столько, сколько сочтете нужным.

— От всего сердца благодарю вас, господин ван ден Энден, — с большой теплотой ответил Спиноза. — Но я не могу пользоваться вашим гостеприимством без риска навлечь на вашу семью те невзгоды, которые выпали на мою долю.