Спиноза. Жизнь мудреца

Отверженный современниками, не нашедший признания при жизни ни у кого, кроме нескольких человек, он сходит в могилу практически неизвестным никому и исчезает из людской памяти на целое столетие. Но, когда столетие минует, тень Спинозы, будто по волшебству, вызывается из гроба, воскресает среди далеких потомков, и забытое имя покрывается блеском невиданной славы.

Все просвещенные люди с жадностью бросаются читать его «Этику», надеясь открыть в ней для себя новый мир, новые горизонты, новую, дотоле неведомую область знания. Философская система Спинозы проникает в Германию, а оттуда в течение полувека распространяется по всей Европе, находя пылкое признание у Гете, Лессинга, Гердера, Гейне и многих других.

Этот безукоризненный мыслитель, вызывавший у людей полярно противоположные чувства и оценки — от почтительного преклонения до биологической ненависти — и дававший повод одним видеть в нем атеиста, а другим — возводить его в ранг святого, этот единственный в своем роде человек замечателен еще и тем, что никогда прежде жизнь философа и писателя не была так неразрывно слита с его творениями; никогда еще дух, пронизывающий эти творения, не получал такого полного выражения в индивидуальной жизни их автора.

Характер Спинозы, его несчастливая личная жизнь и положение изгоя в окружающем мире во многом являются ключом к пониманию его философской системы.

Его жизнь — это образец полного сочетания в единой личности индивидуальной и общечеловеческой природы, смертного индивидуума и бессмертного мыслителя.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ВЫБОР ПУТИ

Глава I ОТЛУЧЕНИЕ

1

Двадцать седьмого июля в лето от Рождества Христова одна тысяча шестьсот пятьдесят шестое в еврейском квартале Фляенбург голландского города Амстердама царило необычное оживление. Десятки жителей квартала, поодиночке, парами и целыми семьями, тянулись ко входу в величественное здание синагоги.

Время приближалось к полудню, и пасмурный день по мере того, как увеличивалась толпа у входа в иудейский храм, становился все темнее и мрачнее: наползающие со стороны Северного моря тучи постепенно сгущались, и во влажном воздухе усиливалась духота, но, казалось, приближающаяся гроза никого не беспокоила — настолько все были поглощены предвкушением действа, которое ровно в двенадцать часов дня должно было начаться в синагоге.

Среди единоверцев и земляков попадались и обитатели других кварталов города; вероятно, предстоявшее событие интересовало и их. Они, подходя к дверям синагоги, с любопытством и плохо скрытым негодованием бросали неприязненные взгляды на высокого человека лет сорока пяти со строгим и мужественным лицом, обрамленным бородой с серебряными нитями проседи, и шепотом обменивались между собой замечаниями в его адрес.

Бородач держал за руку девочку лет двенадцати, которая с напряженным вниманием всматривалась в лица подходивших людей. Девочка была высокой и белокурой, ее простое, но с живыми и выразительными глазами лицо было осыпано бледными веснушками.

— Папа! — обратилась девочка к бородатому мужчине.

Он склонился к ней.

— Когда это начнется? — спросила она вполголоса.

— Через несколько минут.

— А его все нет.

— Я надеюсь, что он и не придет, — отозвался отец девочки. — И правильно сделает. А нам пора, если мы хотим все увидеть и услышать.

И он вместе с дочерью вошел в дверь.

2

Внутри стоял полумрак и пахло воском. Когда глаза привыкли к темноте, девочка разглядела, что находится в огромном помещении, своды которого скрывались высоко-высоко над ее головой, опираясь на четыре колоссальные колонны. Синагога была полна людей, и их приглушенный говор призрачным эхом отражался от потолка. Ей стало жутковато, будто заблудилась в темном лесу, и она крепче сжала руку отца.

Они нашли себе место у стены, откуда из-за спин людей девочке почти не видна была кафедра, располагавшаяся в центре зала. Она поерзала, надеясь устроиться так, чтобы увидеть больше, но это не дало желаемого результата, и девочка, вздохнув, оперлась на стену спиной и прикрыла глаза, обратившись в слух.

Волна приглушенных голосов всколыхнулась и смолкла.

— Главный актер прибыл, — шепнул дочери отец, склонившись к ее уху. — Спектакль сейчас начнется. Может, поднять тебя на руках?

— Нет, — ответила она. — Я буду только слушать.

В этот момент стены зала озарились зловещим светом факелов и раздались грозные заунывные звуки рога.

Ропот священного ужаса пробежал по рядам присутствующих.

В образовавшийся просвет между спинами впереди стоящих людей девочка увидела в колеблющемся свете факелов возвышающуюся над кафедрой седовласую голову с горбатым носом, увеличенная тень от которой гигантской летучей мышью промелькнула в верхней части противоположной стены. Человек за кафедрой показался ей похожим на злого колдуна, и она в страхе спросила у отца:

— Кто это?