Спиноза

Она порождена уже тем методологическим дуализмом чувственно-абстрактного знания, с одной стороны, и интуитивно-рационалистического — с другой, какой был установлен в предшествующей главе. Существуют и социально-этические причины двух этих различных восприятий мира, которых мы коснемся в одной из последующих глав. Продолжим теперь анализ отношения субстанции как порождающей, производящей природы мира единичных вещей, рассматриваемых в принципе в качестве порожденной, произведенной природы, то есть в качестве модусов.

Выше мы видели, что в своей переписке с Ольденбургом молодой Спиноза ставил перед своей философией не только задачу раскрытия всеобщей связи вещей и их зависимости от первопричины, но и генетическую задачу, пытаясь решить труднейший вопрос о происхождении всех вещей из первопричины. Однако решение столь сложной задачи было не под силу веку Спинозы, когда господствовали аналитические методы исследования природы и когда проблема ее эволюции, а тем более развития почти не ставилась. Интуитивно-рационалистическая методология автора «Этики» позволила ему поставить большой вопрос о связности предметов и явлений природы и о единстве их, но та же сугубо неисторическая методология, сознательно и принципиально изолировавшая себя от опытного знания, абсолютизировала это единство, превратив его в особую неподвижную мировую сущность — субстанцию.

В этих условиях не могло быть убедительной увязки субстанции и единичных вещей, в принципе объявляемых модусами. При этом понятия «единичной вещи» и «модуса» нередко смешиваются в произведениях философа. Сам Спиноза понимал это, когда, например, писал в конце «Этики», что «мы представляем вещи как действительные (актуальные) двумя способами: или представляя их существование с отношением к известному времени и месту, или представляя их содержащимися в боге и вытекающими из необходимости божественной природы» (8, 1, 608). По первому способу мы представляем единичные вещи, а по второму — модусы.

Отношения субстанции и единичных вещей, субстанции и модусов невозможно понять, не рассмотрев проблемы атрибутов, играющих первостепенную роль в спинозовской онтологии. Субстанция сама по себе, без дальнейшей ее качественной характеристики превращается в мертвый абсолют, бессильный объяснить важнейшие свойства реального мира, в абстрактное тождество, совершенно безразличное к миру порожденных ею модусов, полностью чуждое ему и оторванное от него. Средством характеристики, конкретизирующей субстанциальный абсолют, и служит понятие атрибута — неотъемлемого и определяющего свойства субстанции. Если субстанция обычно характеризуется как абсолютно бесконечное, то атрибут, согласно шестому определению, открывающему «Этику», как бесконечное в своем роде.

В принципе субстанция, согласно Спинозе, обладает бесчисленным множеством атрибутов. Ведь она мыслится как наивысшее бытие, которому принадлежит максимум реальности. Поскольку же всякое ограничение есть отрицание, а субстанция представляет собой неопределяемую сущность мира, постигаемую интуицией, ее невозможно лишить никакого атрибута, не нанося ущерба абсолютности ее существования. Вот почему одна из теорем первой части «Этики» утверждает равенство бога, субстанции и бесконечного числа ее атрибутов: «бог, иными словами, все атрибуты бога — вечны» (8, 1, 381).

Однако положение о бесконечности атрибутов субстанции, призванное также подкрепить ее понимание в качестве причины самой себя, носит довольно формальный характер, поскольку в реальном мире, подлежащем объяснению, проявляются только два атрибута — протяженность и мышление. Именно в аспектах двух этих атрибутов человеческий ум постигает субстанцию в ее конкретности. Протяженность и мышление как два реальных атрибута субстанции призваны объяснить решающие особенности природного и человеческого мира. У одного из главных предшественников и вдохновителей Спинозы, у Декарта, протяженность и мышление мыслились как особые субстанции, над которыми, однако, возвышался бог как последнее начало, согласовывающее и гармонизирующее их деятельность. Зависимость Спинозы от Декарта вполне ощутима в «Кратком трактате», где атрибуты еще именуются субстанциями (см. 8, 1, 104 и др.). Да, и «Этика» сбивается иногда на этот способ выражения, хотя автор уже твердо встал в этом произведении на позицию, согласно которой протяженность и мышление составляют определяющие свойства единственной субстанции. Поскольку бог-субстанция последовательно трактуется Спинозой в качестве порождающей природы, или производящей причины всего существующего, протяженность и мышление истолковываются как те основные ее потенции, способности, или силы, посредством которых и произведено все бесконечное его многообразие.