Лабораторный комплекс профессора Коннора занимал скромное место в подвале корпуса естественных наук — новенького здания из стекла, стали и камня в самом центре кампуса, в тесном промежутке между залами Рокфеллера и Бейкера. В этот вечер ученый стоял посреди лаборатории, держа в руках серебряный заостренный пинцет пятого размера. Ирландцу шел восемьдесят седьмой год, он был одет в коричневые рабочие брюки, серый свитер и поношенные белые кеды. За шестьдесят лет работы в Корнелле Лиам собрал одну из самых необычных и разнообразных коллекций живых грибов. Он называл ее «ветхий сад». Коллекция состояла из десяти тысяч ячеек размером с почтовую марку, в каждой — определенный вид грибной флоры. Ячейки размещались по принципу квадратной сетки, клетки которой создавали пестрый калейдоскоп желтых, зеленых и серых оттенков, так похожие на ухоженные сельские поля, если смотреть на них с высоты птичьего полета. «Ветхий сад» занимал три массивных, сделанных на заказ стола с крышками из гранита, каждый почти девять футов в поперечнике и полтонны весом. На подсчет всех видов грибов ушло бы несколько часов — чем не свидетельство мощи и разнообразия эволюции.
Каждая крохотная ячейка была помечена буквами и трехзначным номером. В ячейке № HV-324 произрастал
Рядом —
Лиам порылся пинцетом в одной из ячеек, обнажив покрытую серой порослью пластмассовую крышку от бутылки. Он поднес ее слегка дрожащей рукой к свету. Как почти все другие образцы в «саду» Лиама, это был сапробионт, гриб, питающийся мертвечиной. Такие грибы поедали трупы растений и людей. Профессор пытался расширить их рацион. Методом проб и ошибок, применяя генную инженерию, он учил грибы поглощать отбросы современного общества, расщеплять что угодно, от пластмассовых кредитных карточек до кукурузной шелухи.
— Дед, а дед? — позвал Дилан.
Лиам взглянул на рыжего девятилетнего правнука.
— Да?
— Какая разница между слонами и ягодами черники?
— Понятия не имею.
— Они все синие, кроме слонов. Что сказал Тарзан, когда увидел тысячу слонов на гребне холма?
— Что?
— Слоны! Что сказала Джейн, когда увидела на гребне холма тысячу слонов?
— Ну-ну, просвети.
— Черника! Она цветов не различала.
Дед с правнуком посмеялись. В развитии Дилана наступила фаза увлечения анекдотами про слонов.
— Дед, а дед, ты ведь почти все на свете знаешь?
Старик повернулся к мальчишке.
— Ну, кое-что знаю.
— Как узнать, когда девочка… ну, это… проявляет интерес?
Профессор приподнял брови.
— Улыбку красавицы трудно понять, женскую тайну не разгадать.
— Да ладно тебе! Давай без рифмы.
Лиам опустил пинцет.
— Хорошо… Как узнать, говоришь? С твоей прабабушкой Эдит — упокой Бог ее душу — все было просто. Она принимала особую стойку — сгибала правую ногу в колене и ставила туфлю на носок, вращая каблучком. На словах она говорила мне, что я ее привлекаю, как тритон пятнистый, но каблучок рассказывал другую историю.
— Ты это все придумал, правда? Рассказываешь мне побасенки.
— За ложь такую пусть меня повесят, но каблучок не врал, как дважды пять есть…
— …десять! — со смехом закончил Дилан.
Лиам просиял, радуясь, что Дилан в хорошем настроении. Когда его мать около года назад едва не погибла в автокатастрофе, парню пришлось трудно, на него пахнуло дыханием смерти в то время, когда мысли должны быть заняты кузнечиками да таблицей умножения. Лиам тревожился, опасаясь уйти из жизни слишком рано, пока мальчик все еще в нем нуждался.
Но похоже, самое трудное осталось позади.
В «ветхом саду» в утрамбованном проходе между рядами грибных ячеек промелькнул ползунчик. Микробот остановился и острыми как бритвы кремниевыми лапками отсек кусочек гриба на пробу. Затем он подбежал к углу стола, где засунул образец в анализатор РНК и экспрессии белка. Кремниево-металлические микроботы, получившие прозвище «ползунчики», работали у Лиама садовниками. Размером меньше десятицентовой монеты, четырнадцать ползунчиков управлялись компьютером под наблюдением видеокамеры под потолком. Дилан очень любил маленьких роботов и каждому присвоил собственное имя.
Профессор взглянул на правнука.
— А девочка кто?
— Да так, есть одна… И каблучком она не крутит.
— Они все разные. Но любая чем-нибудь себя да выдаст. Ты за ней наблюдал — что она делает?