Спираль

Лиам медленно шел, волоча ноги. Рядом с ним — незнакомка. Внучка профессора узнала старое коричневое пальто с деревянными пуговицами. Лицо деда трудно было разглядеть. Мэгги охнула и прикрыла рот рукой.

Лиам продвигался по мосту, его спутница не отставала. Говорили они между собой или нет — понять невозможно.

Пара достигла середины пути.

Дальнейшее произошло очень быстро. Вот он идет, едва переставляя ноги. А вот уже бежит. Быстро бежит. Перелезает через перила, пропадает из виду.

Всё.

7

Следующие четыре часа Джейк ощущал себя так, словно его заставили долго медленно брести сквозь толщу воды. Сначала он заглянул в учебный корпус Бартона, где размещался полицейский участок Корнелльского университета. Лейтенант по имени Эд Бикрафт провел ученого в грязную комнатку с пластмассовыми стульями и белым столом. На вид полицейскому можно было дать лет пятьдесят. Одет в мятый коричневый костюм, в голубых глазах — усталость. Мягкий высокий голос не вязался с массивным телом и родом деятельности. Джейк был потрясен, услышав, что видеокамера засняла прыжок Лиама с моста.

Бикрафт показал ученому фотографию женщины, сопровождавшей Лиама на мосту:

— Вы ее знаете?

Джейк отрицательно покачал головой.

Бикрафт кивнул и поднялся.

— Мне нужно на минуту отлучиться, — сказал он, подал Джейку формуляр добровольных свидетельских показаний и попросил его заполнить, после чего покинул кабинет.

С какой бы стороны Джейк ни пытался подойти, вся история казалась просто нелепой. Если постоянно повторять про себя фразу «Лиам Коннор мертв», в конце концов она теряла смысл и превращалась в набор звуков.

Из-за двери донеслись обрывки разговора. Поползли слухи и домыслы насчет того, что могло заставить Лиама Коннора наложить на себя руки. Возобладала теория неизлечимой болезни — рака или Альцгеймера в ранней стадии, — подорвавшей здоровье либо ясность мышления. Джейк понимал: все это досужие сплетни, отчаянные попытки человеческого разума отреагировать на внезапную перемену в окружающем мире. Грандиозные события неизменно вызывают вспышки «бури и натиска». [12]Джейк стремился отфильтровать шум, уловить сигнал, позволяющий понять, почему один из величайших биологов двадцатого века, человек, окруженный обожавшими его семьей и друзьями, решил покончить с собой. Да еще столь неожиданным, драматическим, нехарактерным для него способом и не оставив никаких объяснений.

Покончив с формуляром, Джейк высунул голову в коридор. Бикрафт заметил его и вернулся в кабинет с кружкой в руках.

— Готово? Кофе хотите?

— Нет, спасибо. Не хочу.

— А чаю?

— Тоже не хочу.

— Извините, что повторяюсь, но я действительно сочувствую вашей потере.

Бикрафт уселся на стул, взял авторучку, сделал какие-то пометки, прежде чем поднять глаза на собеседника. С этого момента полицейский принял официальный вид и начал быстро задавать вопросы.

— Вам известны какие-либо мотивы, по которым Коннор мог желать свести счеты с жизнью?

— Нет.

— Он страдал депрессией?

— Нет.

— Болел?

— Нет.

— Что-нибудь необычное в его поведении замечали?

— Нет, не замечал.

— Может быть, он просто устал? Сбился с ритма?

— Смеетесь? Он работал по двадцать часов в день. Ночью ли, в выходные ли — постоянно возился в своем саду.

— В саду?

Джейк вкратце описал микологические исследования Лиама и гранитные столы, стоящие в комплексе естественных наук. Полицейский подробно записал все его показания. Свидетельский опрос продолжался еще десять минут, и Бикрафт оживился лишь тогда, когда Джейк заговорил о лаборатории Лиама. Лейтенант позвал начальника участка Стэккера, и они послали наряд полиции опечатать помещения.

После чего Джейка попросили ждать дальнейших распоряжений.

Он вышел в главную часть корпуса Бартона — похожее на гигантскую пещеру строение, внутри которого запросто уместился бы «Боинг-747». Помимо Корнелльской полиции, в корпусе размещалась служба подготовки офицеров резерва. В нем даже беговая дорожка имелась. Во время Первой мировой войны здесь располагался самолетный ангар, во время Второй — военный завод. В настоящее время корпус считался самым крупным в мире автономным крытым помещением. Сюда приходили сдавать выпускные экзамены орды студентов. Их бесконечные ряды корпели над заданиями под бдительным оком профессорско-преподавательского состава. Когда курс физики, который преподавал Джейк, подходил к концу, его студенты тоже сдавали здесь свой последний экзамен.

Профессор, гуляя по корпусу, представил себе Лиама, бегущего по дорожке. Восемь кругов — одна миля. Лиам любил бегать, и пока был молод, у него это хорошо получалось. В начале пятидесятых его личное время в кроссе на милю отставало от мирового рекорда всего на пятнадцать секунд. Джейк тоже иногда бегал, но предпочитал тяжелую атлетику. Ему нравилась конкретность веса. Штангу либо удавалось поднять, либо нет. Пан или пропал. У бегунов нет такой определенности. Бег можно продолжать бесконечно.