Спираль

Марина Двали испытывала особенное счастье, когда ей удавалось выставить в смешном свете примерных семьянинов, которые возвращались с работы нагруженные картошкой, молоком и кефиром.

Издерганная, потерявшая надежду и веру в любовь, махнувшая на будущее рукой, она еще вчера не могла себе представить, что ее тело, утратившее, казалось, все женские чувства, вновь наполнится поразительной, почти неукротимой страстью.

Да, все произошло сразу и вдруг.

Неожиданно дверь раскрыл Рамаз Коринтели.

Марина вздрогнула. При виде этого если не писаного красавца, то энергичного, спортивно сложенного молодого человека она испытывала необъяснимое чувство. Она не понимала, нравится или противен ей самоуверенный и нагловатый парень. Несомненным было одно: ее охватывало волнение и она становилась сама не своя. С того дня, как они впервые увиделись, ее мучило любопытство, откуда Рамазу Коринтели известно, какая картинка висит у нее на стене и какой торшер украшает ее комнату?

Вот, в общем, и все. Коринтели почти не разговаривал с ней. Он направлялся прямо в кабинет директора, даже из вежливости не глядя в ее сторону. А уж о приветствии и говорить не приходилось.

После долгих размышлений Марина пришла к выводу, что новый сотрудник института если и не противен, то откровенно раздражает ее. По правде говоря, он ничем не провинился перед Мариной. Сладострастно не пялился на ее грудь, не делал сальных намеков… Может быть, ее раздражало, что он без доклада ломился в дверь директорского кабинета?

Проходили дни. В институте астрофизики Рамаз Коринтели становился притчей во языцех.

Замкнутый, энергичный молодой человек с первых дней привлек внимание сослуживцев. Одним нравился этот холодный, скупой на слова, но корректный, воспитанный юноша. Другие не выносили его, хотя он не давал ни оснований, ни повода для подобного отношения, — им почему-то не нравились его светло-карие, на первый взгляд добрые глаза. Не потому ли, что они казались добрыми только на первый взгляд?..

А поводов для пересудов было хоть отбавляй. В начале сентября исследовательский институт посетили американские ученые, через две недели — французы. В обоих случаях на приемах переводил Коринтели. Как степенно и безукоризненно держался он! Ни на мгновение не замечалось в нем кичливости или высокомерия, вызванных знанием языков. Он переводил спокойно, доходчиво и корректно. Только иногда позволял себе исправлять те ляпы, которые допускали директор или кто-нибудь из сотрудников института.

Проходили дни, сенсация громоздилась на сенсацию. Рассказывали, что в течение месяца Коринтели сдал экзамены за два курса университета. Знали и то, что в январе он завершит последние и защитит диплом.

И в университете не утихали разговоры о феноменальном таланте молодого человека. Характеризуя Рамаза Коринтели, многие прибегали к слову «гений».

А Марина Двали ясно чувствовала одно — несмотря на очевидную неприязнь, ее очень интересует каждый шаг Рамаза. И сейчас, когда он распахнул дверь, у молодой женщины еще больше испортилось настроение.

— Директор в Академии и, скорее всего, не вернется! — холодно доложила она, хотя Коринтели ни о чем не спрашивал.

Будто не слыша ее, Коринтели подошел прямо к ее столу.

— Если у вас появится желание, завтра прогуляемся в Мцхету, — бесцеремонно и дерзко предложил он молодой женщине.

Директорская секретарша в изумлении уставилась на него.

— Что вы сказали? — только и сумела вымолвить она наконец.

— Если у вас появится желание, завтра, говорю, прогуляемся в Мцхету! Я позвоню вам ровно в одиннадцать.

Не дожидаясь ответа, Рамаз круто повернулся и вышел.

Ошеломленная его дерзостью, Марина как будто язык проглотила. Она растерялась, не зная, как ей быть: сейчас же позвонить Коринтели и смачно отчитать его или проигнорировать предложение, а в дальнейшем не здороваться с ним.

Когда она вернулась домой, ею овладело раскаяние, почему она не задержала его и не дала ему достойную отповедь. Неожиданно ее взгляд упал на балерин Дега, висящих на стене. Она долго смотрела на картинку, потом тряхнула головой и твердо решила — если завтра в одиннадцать он позвонит, она выдаст ему все, что он заслуживает.

Успокоившись, заглянула в ванную, помешкала там и отправилась на кухню. Ей казалось, что она отошла и успокоилась. Но скоро поняла, что не так-то просто выбросить из головы (а может быть, из сердца) образ Рамаза Коринтели.

Марина зачем-то надушилась французскими духами, приблизилась к зеркалу, тщательно причесала волосы, расстегнула до конца халат и гордо оглядела высокую, упругую грудь. Повернулась правым боком, затем левым, внимательно и пристрастно рассматривая себя, словно давно не гляделась в зеркало. Полная внутреннего удовлетворения, она напоследок еще раз окинула себя взглядом, включила телевизор, устроилась в кресле, закурила и стала смотреть на экран. Только через час до нее дошло, что она не видит ничего, происходящего на нем. Перед глазами молодой, охваченной волнением женщины снова стоял Рамаз Коринтели — дерзкий, самоуверенный, заносчивый.