Спираль

От стука двери ректор вздрогнул, как от внезапного выстрела. Он не помнил, сколько просидел, погруженный в раздумье. Затем разом встрепенулся, мгновенно обретая энергичный вид. Нажал кнопку селектора и вызвал проректора заочного отделения.

— Слушаю, батоно Серги!

— Принесите мне все документы студента третьего курса заочного отделения физического факультета Рамаза Михайловича Коринтели!

Через десять минут проректор с папкой в руке вошел в кабинет ректора.

— Вы знаете лично этого молодого человека?

— Знаком.

— Что он из себя представляет?

— Последний двоечник и лодырь. Второго такого трудно найти — хулиган и чуть ли не состоит на учете в милиции.

— Да что вы такое говорите?! — вскричал пораженный ректор.

Проректор смешался. Он не понял, что возмутило начальство.

— Вы не путаете? Мне нужны сведения о Рамазе Михайловиче Коринтели.

— Именно о нем я и докладываю вам. Дважды дело этого молодчика фигурировало в товарищеском суде.

— Боже мой! — простонал ректор, утыкаясь головой в руки.

«Хулиган, сомнительная личность, товарищеский суд, лодырь и двоечник… Откуда же в таком случае это великолепное знание физики и астрономии? Как же он справился со сложнейшей научной проблемой, откуда знает иностранные языки?»

Испуганный проректор боялся пошевелиться. Молчание затянулось надолго.

— Я могу идти? — наконец почтительно осведомился он.

Ректор кивнул.

Проректор облегченно вздохнул и осторожно поднялся.

— Передайте секретарше, пусть вызовет мне машину и позвонит в министерство, что я не смогу прибыть на заседание, неважно себя чувствую! — крикнул ректор вслед уходящему на цыпочках проректору.

* * *

Во дворе заработал мотор «Жигулей». Рамаз очнулся, отошел от окна, сел на стул.

Почему на сердце такая тяжесть? Может быть, потому, что, глядя по утрам во время бритья в зеркало, он не может привыкнуть к своему новому лицу? Нет, подобные проблемы его уже не волновали. Прилив энергии, юношеская жизнерадостность и темперамент давно сделали свое дело.

Но что же случилось сегодня, отчего так тягостно душе и телу?

Что-то знакомое было в этом состоянии — он понял, что его организм воспринимает сигналы бедствия. Сигналы летели отрывисто, импульсами, и каждый импульс пулей прошивал сердце, оставляя за собой раскаленный ход.

Холодный кофе не выпит и до половины. Готовить новый не было ни сил, ни желания.

Внезапно в комнате померк свет.

Удивленный Рамаз повернулся к окну.

«Вечереет или светает?»

В полном недоумении он торопливо вскочил и подошел к нему.

Лишенное голубизны небо подернулось мерцающей чернотой. Давно взошедшее солнце не озаряло ни небо, ни землю. Среди россыпей звезд оно походило на крупную медную монету.

Рамаз кинулся к стоящим на письменном столе часам. Ровно восемь. Темнота не убывала. На улице не было ни единой живой души. Импульсы тревожного сигнала как дробью пробивали его.

Он метнулся к транзистору.

Голос диктора несколько успокоил его. Он понял, что жизнь не совсем вымерла в городе. По радио передавали последние известия. Дикторы ритмично сменяли друг друга. Голоса обоих были хорошо знакомы Рамазу, хотя он не знал ни имен, ни фамилий обладателей этих голосов.

Вдруг голоса как будто удалились. Точнее, они как будто пробивались издалека, с другого конца преображенной, плавающей в черном пространстве земли, на которую сверху смотрело остывшее солнце цвета ржавой меди.

«Неужели все сбежали, неужели, кроме меня, никого не осталось?» В испуге и отчаянии Рамаз опустился на стул. Ему показалось, что стул странно качается. Опасаясь, как бы не упасть, он до боли в пальцах вцепился в сиденье. Окаменев и обратившись в слух, он не сводил глаз с транзистора, подсознательно чувствуя, что именно он излучает мощные, всепроникающие импульсы — сигналы бедствия. Нервы были натянуты и напряжены. Он чувствовал, что кровь струится по жилам в два раза быстрее обычного. Даже не струится, а как будто два мощных насоса посылают навстречу друг другу потоки горячей крови. Голос диктора, доносящийся издали, внезапно заглох совсем.

Рамазу показалось, тишина растянулась на целый век.

— Вчера, в десять часов вечера, — прорвался вдруг издалека неприятный голос диктора, — после тяжелой непродолжительной болезни скончался известный грузинский ученый, действительный член Академии наук СССР, почетный член многих иностранных академий, директор астрофизического института Академии наук Грузии…

Потеряв сознание, Рамаз соскользнул со стула и растянулся на полу.