Спираль страстей

Он хотел снова увидеть актрису Стеллу Брилеву, увидеть, как она реагирует на насилие, увидеть, как она вычисляет, увидеть животное в ней, которое было так близко к лицу женщины. Иногда она смотрела прямо в камеру, и он видел, как ее глаза сверкают по краям, и его собственный разум удерживал эту сцену на экране дольше, чем она была на самом деле, и он наблюдал, как бледнеет ее лицо, а затем плечи, и в конце концов все ее тело побелеет, и он сможет заняться с ней любовью. "Мерседес" вырвался на солнечный свет, и его разбудил яркий свет. Он ударил по тормозам как раз вовремя, чтобы не врезаться в шлагбаум, висевший поперек подъездной дорожки у ворот кинотеатра.

Как оказалось, он смотрел фильм дважды. Он любил ходить в кино в середине дня, потому что там было мало народу. Отвлекающих факторов было меньше. Он мог стать персонажем на экране, абсолютно частью истории, настолько глубоко погруженным в нее, что часто сидел на переднем сиденье целых пять минут, чтобы переориентироваться. Это было явление, которое становилось все более легким для него, так что теперь он мог буквально оставить свое тело для того, что появилось на экране через несколько минут после начала фильма. Время здесь для него менялось. Одни сцены затягивались и обретали собственную жизнь, другие ускорялись, но ни одна не оставалась без внимания.

В его сознании фильм был отредактирован, чтобы позволить ему насладиться теми сценами, которые вдохновляли его. Брилева благоухала. Он почувствовал ее запах с того самого момента, как она появилась на экране, и запах ее присутствия удушил его сладчайшей тревогой, которую она когда-либо вызывала. На протяжении всего первого показа его волнение росло до невыносимого уровня. Он сидел на своем месте во время перерыва между чертами лица, расстроенный, потеющий, смакуя затянувшуюся затхлость ее присутствия, оставшегося вертеться вокруг него в пустом кинотеатре. Как только началась вступительная мелодия темы фильма и желтые титры покатились со дна экрана, предвестник присутствия Брилевой

бросился на него через сужающийся туннель и засосал его вместе с собой в образы ее испепеляющих глаз.

Он представлял, что был с ней в пентхаусе ночью. Огни города ослепительно сверкали внизу, когда они вытягивали из темноты конец жизни друг друга. Мгновения сгущались над ними, как облако, пока они стояли обнаженные в темноте.

Облако мгновений побледнело, как растущий туман, его присутствие было известно по его гнилому дыханию, которое взволновало его до невыразимости.

Облако опустилось, как известковая пыль, и накрыло их, пока они тряслись в ритме мелодии, как марионетки, чьи нити были привязаны к их рукам и ногам. Они становились белыми от мгновений, прожигающих их, газы поднимались из их тлеющих голов, когда они танцевали в свете фосфоресцирующего умирания друг друга. Снаружи звезды оторвались от пляжа, поднялись к черному небу за пределами пентхауса и повисли там, бросая свой мерцающий свет через стекло. Затем он остановился, и она закружилась вокруг него, ее огненные груди колыхались вместе с волосами в такт музыке. Внезапно танцующая женщина остановилась. Ее лицо было мертвой головой, ее фосфоресценция поблекла до желтого, затем коричневого и цвета хны, и облако мгновений превратилось в пепел, а зловоние навоза затопило пентхаус, и женщина обняла его, и он превратился в пепел, когда она прижала его к себе, зловоние ее дыхания заполнило его легкие. О, какое это удовольствие! Экстаз ее песни и пение мертвых женщин, которые тоже были пеплом и которые начали дуть

вдали, хотя они пели в абсолютной тишине среди звезд.

Он чувствовал смертельную тошноту и знал, что это была сущность Женщины, которая душила его своей пылающей грудью в ночи цвкета хны. Он хотел, чтобы это был конец. Но это было не так. Хотя его глаза были открыты, видение исчезло, и он снова начал видеть настоящий фильм, музыка растворилась, и заключительные аккорды мелодии прекратились со звенящими легкими нотами пианино. Выжатый и ошеломленный, он досмотрел фильм до конца.