Спираль зла

А новое дело еще больше все усложнит, Мартен это чувствовал. Дела такого рода вообще не дают ни минуты покоя, хотя любой следователь мечтает получить такое дело хотя бы раз за всю карьеру. А потом они превращаются в прожорливых монстров, которые съедают ваше свободное время, ваш отпуск, вашу личную жизнь, внедряясь во все, как опухоль. И больше всех достается той категории следователей, к которой принадлежал Сервас. Больше он не мог себе это позволять.

Где этот чертов Резимон, эта тень, способная проходить сквозь стены? Чем удивит на этот раз? Загадка его исчезновения неотступно преследовала Мартена.

Он смотрел на зеленую воду канала, взъерошенную дождем. Ее вид и равномерный, спокойный шум капель, стучащих по листьям платанов, действительно умиротворял. Сервас медленно побрел к комиссариату.

Возле барельефов у входа собралась небольшая толпа. Ох, чтоб тебя… Он вспомнил, что сегодня на 17:30 назначена встреча с прессой. После побегов пациентов из психиатрических клиник Тулузы в начале года этот новый эпизод вытеснил все остальные новости с первых страниц газет и с основных телепрограмм.

Сервас обошел стороной все стоящие автомобили, чтобы не столкнуться с журналистами, и подошел к лифту с другой стороны.

У себя в кабинете он схватил USB-ключ, который оставил им госпиталь «Камелот», и вставил его в гнездо на передней панели компьютера. На экране снова появилась белая дверь. Он уже собрался снова пересмотреть видео, но тут в кабинет влетел Эсперандье.

– Знаешь, какая профессия у сестры дю Вельца?

– Давай, выкладывай.

– Она пчеловод.

Сервас на секунду застыл на месте.

– Где она живет?

Венсан заглянул в свои записи.

– В Арьеже. У нее ферма где-то между Годье и Арга, по дороге на Фонвилен.

Мартен посмотрел на часы: 18:05. Времени вполне достаточно, чтобы доехать до места и допросить ее. Но он знал, что сможет приступить к допросу только поздно вечером. Знал, что принимает все слишком близко к сердцу. И еще подумал о Гюставе. Гюставу он тоже был нужен. Не только жертвам преступлений.

– Позвони судье, – сказал Мартен. – Пусть вызовет ее на завтра, к началу приема.

* * *

В этот вечер Гюстав пытался исследовать границы возможностей отца – как делал часто с тех пор, как от них уехала Леа.

В свои десять лет Гюстав был меньше остальных в классе, и это стоило ему постоянных насмешек. Но тут он пришел домой в скверном настроении и принялся обвинять отца. Дети часто безжалостны, однако Руссо был не прав: не общество их портит, просто они уж такие есть, вот и всё. С ними надо просто жить, их надо понять.

Билиарная атрезия, сужение желчных протоков – вот причина его малого роста. Это заболевание печени. Когда Гюставу было пять лет, ему пересадили печень – вернее, часть печени Мартена. Как только он начинал об этом думать, перед ним сразу вставали те сумасшедшие дни в Австрии и погоня за Гиртманом в больничном халате, по снегу.

– Когда же приедет Леа? – спросил Гюстав, подозрительно покосившись на пюре в тарелке. – Ты совсем не умеешь готовить.

Так кажется, или в наше время дети действительно быстрее развиваются и становятся жестче и упрямее, чем были в наши дни? Или это он стареет? Леа всегда умела сохранять контроль над ситуацией. Она работала в детском отделении госпиталя Пюрпан в Тулузе, перед тем как уехать в Африку. В любых обстоятельствах у нее была хорошая реакция, правильное поведение и терпение, до которого ему было далеко, – и Гюстав к ней очень привязался.

Что она сейчас делает? Сидит где-нибудь в ресторане в Браззавиле в компании коллег? А может, с тем неотразимым доктором, который мозолит глаза на каждой фотографии? В ее последних сообщениях Мартен уловил веселость, совершенно новую для Леа – причем из этой веселости он был исключен, – и совершенно новую дистанцию. В нем зародились сомнения. Ему казалось, что он угадал присутствие третьего, того, кто пытается ввязаться в их дела.

И эта простая гипотеза была слишком болезненна для него, тем более что на самом деле он даже представить себе такого не мог. Эта женщина… То, что он любил в ней. Все, чем он восхищался. И Мартен спросил себя, как бы он отреагировал, если б она сообщила ему, что встретила другого.

Это, конечно, эгоизм, но он с порога отмел саму мысль о том, что все это может принадлежать другому.

13

День первый (продолжение). Никогда себе не поверю. Я ночевала у Морбюса Делакруа. В его жилище. В этом невероятном месте в сердце гор, куда он удалился от мира. Он согласился меня приютить, меня, жалкую студентку…

Ее ручка бежала с легким шорохом по странице большого блокнота, который застегивался на замочек с секретом. У Жюдит был круглый, легкий, текучий почерк. Такой почерк, по словам экспертов, соответствует характеру приветливому, деликатному и сдержанному…

Еще бы!

Она написала: