Спирита

Мой отец задержался на званом обеде и пришел только в середине второго акта. Он заметил Вас в партере и сказал: «Здесь Ги де Маливер, я и не знал, что он вернулся из Испании. По его милости мы в „Ревю“ только и читали, что о боях быков, ведь Ги и сам немного варвар»¹³. Как приятно мне было услышать Ваше имя из уст отца! Моя семья знала Вас. Значит, сближение возможно, препятствий нет. Эта мысль немного утешила меня, несмотря на неудачу. Представление закончилось, больше ничего не случилось, если не считать того, что Патти устроили овацию, вызывали много раз и завалили цветами. Мы ждали у вестибюля, пока лакей не сообщит, что карета подана. Вы прошли мимо и достали сигару из манильского портсигара. Вам так хотелось курить, что Вы ничего вокруг себя не замечали, даже красавиц, выстроившихся, как напоказ, на нижних ступенях лестницы. Вы проскользнули сквозь скопление тканей, ничуть не заботясь о том, чтобы чего-нибудь не помять, и вскоре добрались до выхода, а Ваш друг шел следом по проложенному вами проходу.

Я возвратилась домой, счастливая и раздосадованная одновременно, и, попробовав спеть несколько мелодий из «Сомнамбулы», чтобы как-то продлить ощущение этого вечера, легла спать, думая о Вас…

Глава IX

Порой по прошествии времени воспоминания вытесняют живой образ, ибо воображение подобно художнику, который, не имея перед глазами натуры, продолжает дописывать портрет: сглаживает шероховатости, меняет оттенки, затушевывает контуры и невольно приближает изображение к своему идеалу. Я не видела Вас более трех лет, однако в мое сердце врезалась каждая Ваша черточка. Вот только Вы изменились и сделались непохожи на себя прежнего больше, чем созданный мною портрет. Выражение Вашего лица стало решительнее, черты заострились, а южное солнце придало коже здоровый, теплый оттенок. Теперь в юноше угадывался будущий мужчина, в нем появились та спокойная уверенность и сила, которая для женщин нередко важнее, чем красота. Но подобно тому, как рядом с портретом человека взрослого мы храним его детскую миниатюру, я сберегла в глубине души мой первый набросок – легкий, но неизгладимый – того, кто оказал на меня огромное влияние. Мои мечты Вас ничуть не исказили, и после нашей встречи мне не пришлось лишать Вас ореола сказочного совершенства.

Я размышляла об этом, свернувшись клубочком в постели и не сводя глаз с отблесков ночника на голубых розах обоев. Уснула я только под утро, и сон мой был полон отрывочных грез и смутных мелодий.

Через несколько недель мы получили приглашение на большой бал, который давала герцогиня де С^***. Для юной девушки первый бал – целое событие. Для меня же оно было тем более важным, что я надеялась там встретиться с Вами, ведь Вас считали близким другом герцогини. Бал – все равно что сражение, его можно выиграть, а можно и проиграть. Именно там девушка, вышедшая из тени гинекея¹, показывает себя во всем своем блеске. На краткий миг обычай под предлогом танцев предоставляет ей относительную свободу, бал для нее – это фойе Оперы, где домино снимают с себя маски. Кадриль и мазурка позволяют взять партнера за руку, а во время фигур контрданса можно сказать ему несколько слов, однако очень часто в маленьком блокноте, куда она вписывает имена тех, кто ее пригласил, нет одного-единственного, но самого желанного имени.

Надо было приготовить наряд. Бальное платье – настоящая поэма, но особенно трудно придумать платье для юной девушки. Оно должно быть простым, но дорогим, а одно исключает другое; легкое и, как поется в романсах, кипенно-белое платье было бы неуместным. После долгих колебаний я остановила свой выбор на платье с пышной юбкой из шитого серебром газа с мелкими букетиками незабудок. Их голубой цвет прекрасно сочетался с бирюзовым гарнитуром, который отец выбрал для меня у Жаниссе². Заколки с цветочками из бирюзы, в точности повторяющими рисунок на платье, должны были украсить мою прическу. Я решила, что при таком оружии вполне могу показаться в обществе знаменитых красавиц, разодетых в великолепные наряды. Честное слово, для обыкновенной земной девушки я выглядела неплохо.

Герцогиня де С^*** жила в одном из просторных особняков Сен-Жерменского предместья, построенных с размахом прошлого века. В наши дни их удается заполнить с большим трудом, нужна целая толпа гостей и роскошное празднество, чтобы вдохнуть в них жизнь. Глядя на особняк с улицы, нельзя было догадаться о его истинных размерах. Высокая стена, зажатая между двумя домами, обрамляла монументальные въездные ворота. Аттик³ украшала мраморная табличка с золотыми буквами: «Особняк де С^***». Вот и все, что было доступно взглядам посторонних. Длинная аллея столетних по-зимнему голых лип, подстриженных по старинной французской моде в виде аркады, вела в просторный двор, в глубине которого возвышалось здание в стиле Людовика Четырнадцатого, с высокими окнами, пилястрами и крышей Мансара⁴, – дворец, напоминавший Версаль. Бело-розовый тиковый навес на резных деревянных опорах защищал ступени подъезда, застланные красным ковром.