Списанная

«Старик» нервно сморгнул набежавшую от едкого дыма слезу. За стеклом ничего не изменилось. Посылал короткие сигналы маяк, покачивалась сбоку дороги полосатая палка, бесчисленные костры взрывались кверху языками белого пламени. Покосившись на веху, «старик» снова уставился в пространство, напряженно ощупывая каждую неровность, каждый едва различимый непонятный контур. Но полосатая отметина не давала покоя. Полтора года ходил он этой бетонкой на «дальняк» и ни разу ее не видел. Дальше, когда трасса кончалась и начиналась грунтовая дорога, вехи ставили, чтобы обозначать редкие, как пирожные в солдатском буфете, крутые повороты. А бетонку метить было незачем…

В этот момент один из широких белых языков, простыней закрывающих пространство, опал. «Старик» отчетливо разглядел крышу какого-то строения. До него было так близко, что перехватило дыхание. Показалось даже, что из печной трубы вьется дымок. Но ветер поднял простыню, надул ее парусом. И строение исчезло, не успев удовлетворить животного любопытства. Над землей, будто привязанный к ней за ниточку, завис один маячок. Далекий, как звезда. И все-таки: увиденного хватило для того, чтобы надежда вспыхнула с новой силой. Кинув на «салагу», со стонами натягивающего второй сапог, неприязненный взгляд, «старик» снял ведро со штыря ручного тормоза. Дверца открылась легко, словно степные буйволы, которые упирались в нее рогами, унеслись вслед за ветром. «Старик» поднял длинную правую боковину капота, взобрался на бампер. Когда последняя капля выкатилась из ведра в горловину радиатора, он всей спиной почувствовал какую-то опасность. Резко обернулся. Но все было по-прежнему. Только маяк словно окутался легким туманцем или дымчатой вуалью, да в почти стоячем воздухе заискрилась колкая, как стекловата, снежная пыльца. Закрепив на раме ведро, «старик» открыл дверцу кабины, зашарил по полу в поисках заводной ручки. Наружу хлынули клубы черного дыма, в нос ударил едкий запах тлеющей ваты и горелой резины. Почудилось, что пламя от факелов подпалило электропроводку.

— Садись за руль, — боясь разглядеть под приборной доской огонь, прохрипел через кашель «старик». — Тут ничего не загорелось?

— Нет. Тт-только факелы, — откликнулся напарник. «Старик» снова пошарил по полу. Заводной ручки нигде не было. Он похолодел от мысли, что «салага» забыл ее вытащить из отверстия в кожухе радиатора и она по дороге выскочила.

— Где ручка?

— Какая руч-ка?..

— 3-заводная. К-кривой стартер…

«Салага» перевалился с боку на бок. Долго ощупывал собственные ноги. И наконец подтолкнул глухо звякнувшую железку к дверце.

Двигатель завелся после того, как «старик» окончательно выбился из сил. Казалось, поршни расплавились и накрепко впаялись в цилиндры. Но он все-таки сорвал их с места. Добравшись до кабины, потянул на себя набалдашник переключателя скоростей. Он понял, что завести машину больше не удастся, что это последний рывок. Перед носом бензовоза уже вспыхнули пеной первые волны очередного снежного заряда, уже затягивалось мглой и без того ограниченное кострами пространство. И все реже пробивались через эту мглу сигналы маяка.

«Старик» выбил скорость, торопливо нагазовал двигатель. Тот не заглох. Он снова разогрелся до» такой температуры, когда горючее воспламенялось самостоятельно, без искры от свечей. В любую минуту один из шатунов мог оторваться от своего поршня и пробить блок. Медлить было нельзя. И как только новый вал с грохотом и воем промчался над кабиной, «старик» врубил скорость. Свет фар застрял в месиве из ледяной крупы, распался на тысячи светящихся точек. Казалось, машина ехала по объятой пламенем степи, поднимая перед собой тучи искр. А откуда-то из небытия продолжал подавать едва различимые точки маяк. «Старик» больше не косился на приборную доску, по которой прыгали обезумевшие стрелки, не смотрел и в сторону затихшего в углу «салаги». Он знал, что если им овладеет страх, то это будет конец. Он давил и давил каменным сапогом на педаль газа, словно пытался растереть ее в пыль.