Список холостяков

— Итак, вы помирились, — заключила Пруденс, разглядывая рассыпавшиеся по полу цветы.

— Вовсе нет, — возразил Макс. — Мы еще никогда не были так далеки от примирения.

— О! — в изумлении воскликнула Честити. — А мы, увидев вас, подумали…

— Не нужно спешить с выводами, — сказал Макс. — Ваша сестра и я должны еще многое обсудить… например, вопрос о возмещении ущерба.

Все взгляды устремились на Констанцию, которая стояла лицом к окну, разглядывая деревья на улице и, казалось, не обращая внимания на присутствовавших.

— Возмещение ущерба, Кон? — спросила Пруденс.

— Нам с Максом действительно нужно кое-что обсудить, — сказала Констанция, не оборачиваясь.

— В таком случае мы оставляем вас. — Честити похлопала Пруденс поруке. — Мне кажется, мы опять здесь лишние, Пру.

— Да… да, полагаю, что это так.

Пруденс несколько неохотно направилась за сестрой к двери, в которую как раз входил Дженкинс с подносом в руках и перекинутым через плечо полотенцем.

— Я взял на себя смелость принести вам стакан хересу, мисс Кон, так как вы не любите виски.

Дженкинс поставил поднос на боковой столик и протянул Максу полотенце. Потом он бесстрастно оглядел комнату, и его взгляд задержался на рассыпанных по ковру цветах.

— Мне прибрать здесь, мисс Кон?

— Не сейчас, Дженкинс. Этот ковер знавал и худшие времена.

Дженкинс поклонился и вышел из гостиной. В холле он чуть не столкнулся с Пруденс и Честити, которые стояли в нерешительности недалеко от двери. Дженкинс многозначительно кашлянул и чинно проследовал на кухню.

— Он прав, нам не следует подслушивать, — сказала Пруденс. — Кон сама нам обо всем расскажет.

— Я где-то читала о фокусе со стаканом, — с некоторым сожалением произнесла Честити. — Если приложить его к стене и прижать ухо к дну, то можно услышать, что происходит в соседней комнате.

— Нет, — решительно объявила Пруденс. — Мы отправляемся вниз.

Она взяла сестру за руку и потащила за собой.

В гостиной тем временем царило молчание, пока Макс вытирал полотенцем волосы и брюки. Потом он закатал рукава до локтей, пальцами кое-как причесал непослушные волосы и налил себе виски из графина.

— Ты будешь херес, Констанция?

— Да, пожалуйста. — Она отвернулась от окна, взглянула на него и судорожно глотнула воздух.

— В чем дело? — резко спросил он. Она покачала головой:

— Ничего, просто когда ты такой… взъерошенный и небрежно одетый…

Констанция замолчала. Ей хотелось сказать: «Каким ты бываешь после того, как занимаешься любовью», — но сейчас был неподходящий момент для подобных воспоминаний.

Макс ждал, слегка прищурив глаза, но она лишь снова покачала головой. Констанция не собиралась признаваться ему в том, что находит его неотразимым, что при виде его у нее подгибаются колени. Он протянул ей стакан с хересом, и она взяла его, пробормотав слова благодарности.

В этот момент в холле раздался звонок, и они оба замерли и прислушались, полагая, что это вернулся лорд Дункан. В холле послышались шаги Дженкинса, потом раздались приглушенные голоса, и кто-то стал подниматься по лестнице. Констанция с облегчением выдохнула. Вмешательство ее отца было бы сейчас некстати.

— Итак, как ты намерена исправить сложившуюся ситуацию, Констанция? — Он носком ботинка брезгливо поддел край газеты, лежавшей у его ног.

— Если это неправда, почему бы тебе самому не написать опровержение? Мы опубликуем его в следующем номере.

— Нет, я не собираюсь опускаться до того, чтобы вступать в полемику с автором этой статьи. Я намерен игнорировать ее. Это ты напишешь опровержение.

Констанция поставила стакан на стол. Она сложила руки на груди и пристально посмотрела на Макса:

— Я готова извиниться за личный характер этого обвинения, но я не собираюсь брать назад утверждение, что ты намеревался шпионить за нами. Я не ошиблась. Я слышала то, что слышала.

— Эти собрания открытые. Любой, как ваш сторонник, так и противник, может посещать их.

— Но не всякий имеет возможность присутствовать при частной беседе лидеров нашего движения. А именно это ты и намеревался делать, и ты собирался предупреждать правительство о любой акции, которую мы решили бы предпринять.

Макс вздохнул:

— Возможно, это все так и есть. Но я никогда не притворялся перед тобой, что я поддерживаю ваше движение. Совсем наоборот. Я сказал, что готов рассмотреть твою точку зрения, только и всего. И у тебя нет никаких оснований так горячиться. — Он жестом остановил ее, когда она попыталась возразить: — Нет уж, выслушай меня. Я не лгал тебе о моих чувствах. Я не использовал тебя, не обманывал, не притворялся, что испытывал к тебе что-то, чего на самом деле не испытывал. Это ясно?

Констанция продолжала стоять со сложенными руками, хмуро глядя на него. — И что ты испытывал ко мне? — медленно спросила она.

Прежде чем ответить, Макс опрокинул содержимое своего стакана в рот. Потом раздраженно произнес:

— Скажем так. Я говорил совершенно серьезно, когда только что цитировал Шекспира.

— Ты имеешь в виду «Укрощение строптивой»?

— Именно.