— Тогда ответь на простой вопрос, блистательный рид Данрод Лейни и любимец ториди Амирея Малик, что бы ты сделал, если я тогда, почти шесть лет назад, сказала б тебе, что беременна и жду твоего ребенка? — она прищурилась, рассматривая моё лицо.
Мысли полетели вскачь, опуская в прошлое, представляя ситуацию. Бросил бы вызов системе ради Сашки, чтобы лишиться всего? Лишился бы «Айтера», положения, стал бы изгоем? Ведь от ториди ожидать было можно и чего похуже. Сам же дал бы повод.
Внутренности сковало от безрадостного осознания истины — неприглядной, надо честно признаться. Мерзкой, по сути. Действительно, сознательно я бы никогда на такое не пошел. И как поступил бы? Нет, не стоит думать о не случившемся.
Клятва, данная когда-то моей матери и отцу, пожертвовавшему собственной жизнью, чтобы жил я, просто не позволила бы. А Амирей, в свою очередь, не позволил бы появиться на свет ещё одному менталу.
Гадко, Демон, но тогда, ты был до мозга костей частью Эдеи. Со всеми её ценностями и страхами.
А Сашка пристально вглядывается в моё лицо и слегка покачивает головой с пониманием, а её улыбка становится ещё горше.
— Вот то-то и оно, Данрод, — она порывисто подается к столу, беря в руки бутылку и сама наливает себе полный бокал. И тут же прикладывается к крепленой жидкости, явно не думая о том, что рискует опьянеть. Она поднимает на меня слегка поплывший взгляд и говорит тихо, — Так что ты, конечно, имеешь полное право на меня злиться, но точно не за то, что промолчала.
— Ну, допустим, — вино разливается по небу, пытаясь охладить горящие внутренности. — Твои мотивы ты так и не объяснила, но всё же. Отчего потом, когда уже знала, что Эдея объявила меня виновным в заговоре, не попыталась со мной связаться?
— Правда не понимаешь, Дан? — она зарывается ладонью в собственные волосы, то ли массируя кожу, то ли машинально пытаясь так закрыться от меня. А потом резко убирает руку, вскидывая подбородок и прожигая взглядом. — Потому что знала, что заберешь Родьку. Вы, эдейцы, все помешаны на войне и контроле. Да, вы выращиваете в ваших специальных теплицах боевые единицы правильной селекции. И считаете, что мальчикам не требуется материнская опека. В чем-то вы правы и ваши солдаты хороши, а некоторые ещё и думать научены на зависть многим. Но вот любить вы не умеете, — она качает головой. — Откуда бы? Уважать, ценить, оберегать — это да, но любить… Такое только в полной семье. У меня такая была когда-то, но и это отняли, — по ее щеке скатывается одинокая слеза, но она, похоже, этого не замечает. — И у меня никого нет, кроме Родьки, Дан, — она вновь поворачивает ко мне лицо. — Так что скажи, что я должна сделать, чтобы ты позволил мне остаться поблизости, чтобы хотя бы его видеть? Просто скажи! — Голос дрогнул. Она шепчет, а слезы уже катятся ручьями по бледной коже. — Мне не впервые становиться на колени, чтобы спасти тех, кто мне дорог…
Я оказываюсь рядом мгновенно, присев рядом на корточки и поднимаю её лицо за подбородок, чтобы она посмотрела на меня. Она вздрагивает, словно я сделал больно.
— Амирей?
Сашка упрямо поджимает губы, а глаза зло сужаются.
— Александра, ответь! — Но видя, что моя давнишняя проблема закусила удила, некрасиво давлю на больное, — Ты только что сказала, что хочешь знать, что надо сделать, чтобы остаться с сыном! Отвечай на вопрос, Принцесса!
Глава 20
Александра
— Что, давно никто не рассказывал поучительных историй о юношеской глупости и о том, как быстро реальный мир лишает иллюзий? — отвечаю, ещё делая слабую попытку улизнуть от вытаскивания на свет нелицеприятного прошлого.
Жду очередной резкости, но в ответ получаю тишину.
Трепыхаюсь, словно бабочка в паутине. Не отпустит. Демон ещё тот паук, и я знаю, что пропала…
Вскидываю глаза на Дана. Боги, как же я устала… Ну почему он вытягивает из меня последние силы? Умело манипулирует страхом. Давит, давит…
Разочарование и досада, подстегиваемые вином — оно вообще что-то пробило во тщательно выстраиваемых в душе барьерах.
Вот на кой он сел так близко и смотрит так внимательно, словно душу выворачивает? Пытка какая-то…
Внутри бушует буря, состоящая из сплошных противоречий: хочется одновременно злобно огрызаться, и спрятаться на груди у этого сильного мужчины. И понимание всей глупости и тех и других порывов — просто добивает.
Внезапно он снова протягивает руку к моему лицу, и кончиками пальцев проводит по щеке, стирая влагу.
Слезы. Вот же, даже и не заметила. Совсем ты, Сашка, расклеилась.
Вздрагиваю и застываю кроликом, пойманная в ловушку карих глаз.
— Просто расскажи мне всё, Саша, — произносит внезапно мягко, словно уговаривая ребенка. И этот контраст злой, только что прозвучавшей угрозе, действует намного лучше.
Я с трудом разрываю зрительный контакт, прислоняюсь спиной к мягкой спинке кресла и прикрываю глаза, произнося обреченно: