Список на ликвидацию

— Ma petite! — шепнул он у меня в сознании.

Через все мили, что разделяли нас, он оказался со мной, и предложил мне себя, и его сила помогла мне не рухнуть и вспомнить, что я — тоже вампир. Теплый запах волка — и Ричард через все эти мили оказался рядом со мной. Я чуяла запах его кожи и знала, что он лежит, прильнув к телу женщины, ощущала изгиб ее бедра под его рукой. Запах ванили мне навеял ощущение волос Натэниела на моем лице, ощущение тех бесчисленных утр, когда я просыпалась рядом с ним. Зеленые глаза Дамиана надо мной, волосы цвета крови, рыжие волосы, не видевшие солнца почти тысячу лет. Из этих никто не был так силен, как Жан-Клод или Ричард, но они мои, и я прирастала ими, я и моя сила.

— Нельзя утонуть, если выпиваешь море, — прошептал Жан-Клод.

И лишь один захватывающий и страшный миг нужен был мне, чтобы понять, и снова я стала пить того вампира, что был у меня в руках. Не важно, что она вкладывает в него свою энергию; я все это выпью, все, что она предлагает. Она хочет вложить в меня свою энергию? Я не стану ей мешать.

Она лила в меня густейшую тьму из самых глубин, прямо мне в горло, я задыхалась от жасмина и дождя, но глотала и глотала ее. Я знала, что если не впаду в панику, если будут глотать и дышать между глотками, то смогу, справлюсь. Она пыталась утопить меня, я пыталась выпить черноту между звезд. Как недвижимый предмет и неостановимая сила — она желала литься в меня, а я не мешала энергии меня заполнять, но поедала ее, а она хотела съесть меня.

Далеко, как во сне, послышались выстрелы, но это я должна была доверить другим. Моя битва здесь — в темноте, битва за то, чтобы не утонуть в море жасмина. Мир стал тьмой, и я стояла в древней ночи посреди аромата жасмина в воздухе, в далеком запахе дождя.

— Ты моя, некромантка, — шепнула она.

Я упала на колени, и это ее тело, ее первое тело, темнокожая женщина держала меня, когда мы опустились на песок, на краю пальмовой рощи, под гудение насекомых, которых я слышала только в ее памяти.

— Тебе не выпить ночь, ее слишком много.

А потом в ночи возникла рука, и показался Домино, прижался ко мне сзади, не пытаясь оторвать меня от тьмы, но добавляя мне свою силу.

— Белого и черного тигра мало будет, некромантка! — засмеялась она.

И еще одна рука возникла в темноте, еще одна фигура обернулась вокруг нас с Домино. Этан, со сломанной после боя рукой, вошел в этот сон, и это было оно, нужный ключ. В нем были тигры всех цветов, которых в Домино не было. Моя радуга тигров была со мной. Я так и не понимала, почему Мастер Тигров был ее смертельным врагом, но сейчас поняла. Золотой тигр, и все цвета — это была сила дня и земли и всего живого, а она была силой всего мертвого, пусть и начала жизнь как живая львица-оборотень. Сейчас она была холодна и мертва так давно, что забыла и не могла понять, как это — быть живым. А может быть, не понимала никогда.

Я касалась этих тигров, а они меня, теплое тело к теплому телу, и само ощущение их рук плеснуло на меня воспоминанием о любовном акте с ними обоими. Мелькнули образы: Этан, завернутый в простыню, смотрит на меня и лижет, Домино прижимает меня к кровати, я смотрю через плечо на его выгнувшееся в последнем ударе тело. Она попыталась вспомнить секс, и воспоминания пришли, но это было слишком давно, и она его по-настоящему не понимала. Она была как секс-символ: ей рассказали, что значит быть сексуальной и как заниматься сексом, но в свою сексуальную притягательность она не верит, да и не нравится ей на самом деле этот секс. Пустая оболочка, притворство. А во мне притворства не было ни капли. Не в том дело, чтобы быть самой красивой или самой умелой, дело не в том, чтобы радоваться и наслаждаться сексом. А в том, чтобы любить мужчин, которые с тобой, пока они с тобой, и ценить из них даже самого последнего. Дело в любви, в конечном счете. Любовь любовника, друга, партнера, любовь тех, кого не хочешь утратить, с кем хочешь просыпаться каждый, черт возьми, день. Это — дом. Дом не как жилье, не как здание и не как тропическая ночь, полная дождем. Любовь строит дом не из пола, стен и мебели, а из сцепленных рук, из улыбок навстречу друг другу, из теплоты тел, прильнувших друг к другу в темноте. Я плыла в океане тьмы на плоту из рук, из тел, из того, что мне не наплевать на них на всех.

Мы не мешали ей лить ее страшную, одинокую, безумную тьму прямо в нас, и мы ее поглощали любящими руками, телами, из которых состоял наш дом, безумием многолюдья, насыщенностью событий, но чем мы могли поступиться, кем мы могли поступиться? И конечный ответ был таков: ничем. Ни единым мизинцем. Золотые тигры — это была сила солнца, несущего жизнь земле, дарующей плоть. Они были созданы, чтобы прогонять тьму и напоминать нам, что иногда красота и жизнь торжествуют над самой темной ночью.

Когда до нее дошло, что ей не победить, она попыталась выйти из тела вампира. Попыталась бросить его умирать в одиночку, но не могла отойти — мы ее не пускали. Она хотела наполнить нас своей силой — мы не мешали ей.