Мне шаг оставался до той пустой тишины в голове, которая бывает, когда я убиваю. Последнее время мне даже не нужна эта отстраненность, чтобы спустить курок. Это должно было бы меня беспокоить, но — нет. Беспокоил меня Олаф. С монстрами надо разбираться в порядке очередности, даже если один из них — ты сама.
— Нам пора, маршал Джеффрис, — сказала я — тихо и без эмоций.
Олаф все еще держал руку этой женщины.
— Она хочет со мной встречаться.
Женщина посмотрела на него, потом на меня:
— У вас какие-то разборки?
Мы ответили в унисон: я — «нет», он — «да».
Она попыталась высвободить руку, но Олаф не отпустил. Не глядя на нее, он сказал:
— Она отвергла все мои предложения.
Олаф смотрел на женщину, снова натянув на лицо притворную улыбку.
Она глянула на меня — слегка обеспокоенно:
— Вы не его бывшая?
— Нет.
Она снова ему улыбнулась:
— Ну и отлично.
И даже положила другую ладонь ему на руку, ощущая его уже обеими руками. Женская версия обжимания обеими руками, хотя у мужчин это выглядит агрессивно, а эта женщина сейчас льнула к его руке как жертва. Или это я экстраполирую, зная, кто он такой.
— Нет, — сказала я и покачала головой. — Нет.
— Вы упустили свой шанс, — заявила она.
— Как вас зовут?
Женщина посмотрела недоуменно, но ответила:
— Карен. Карен Веласкес.
— Это не поможет, — сказал Олаф.
— Что не поможет? — спросила она.
— Сообщить ему имя, чтобы у тебя была личность.
— Чего? — спросила Карен Веласкес и убрала руку с его руки.
— Отто, тебе звонит Форрестер, — вмешался стоящий сзади Бернардо. — Ты опять телефон выключил?
Голос его прозвучал приветливо и нормально, и, как пленка масла на воду, только прикрывал то, что есть, но, по сути, не изменил ничего.
Бернардо шелк нам, будто и не было такого напряжения, хоть топор вешай. Он улыбался приятной улыбкой и снова остановился посередине между нами, но чуть в стороне.
— Нам надо туда, где они. Они нашли какой-то след.
Эдуард сперва позвонил бы мне, и в этом я была уверена на девяносто девять процентов, но оценила прием, которым Бернардо хотел убрать эту женщину от Олафа подальше. Я не думала, что он начнет ее уродовать здесь и сейчас, но если он договорится с ней о свидании, то оно будет именно таким, как хочет он. Кровь, смерть и такие штуки, которые не повторить, если ты не некрофил, а я отметила у Олафа желание, чтобы жертва ощущала боль, а то кайфа никакого.
Олаф поднес к губам руку Карен Веласкес и поцеловал, но при этом пристально смотрел на меня. Она и не заметила — просто улыбалась и чуть ли не таяла от удовольствия.
— Ты красавица, и мне не терпится с тобой увидеться, как только освобожусь.
— Позвони мне, — ответила она, сияя.
— Я тебя найду, — сказал он с улыбкой.
— Давайте по машинам наконец, работа ждет, — сказал Бернардо и замахал руками, изображая загонщика, направляя нас к парковке. Женщина крикнула Олафу:
— Позвони мне!
Он помахал ей рукой, но с лица исчезали и флирт, и веселье. Когда мы садились в машину, его лицо уже было прежним, если не считать бороды.
Я набрала воздуху, но меня опередил Бернардо:
— Ты знаешь условие, Олаф. Если ты будешь тешить свое хобби на американской земле, потеряешь все. Значок, обе работы, вообще все. И Эдуард тебя убьет, так что действительно все.
— Постарается убить, — поправил Олаф.
Я пропустила эти слова мимо ушей. Это реплику Олаф должен был подать, как и я должна была бы на его месте. Нельзя признавать ничье абсолютное превосходство, даже Эдуарда. Но эти детали сделки с Олафом были для меня новы.
— Так что не только ты, я и Эдуард знаем, кто он такой?
— Кое-кто еще, да, — ответил Бернардо. — Но все это держится на согласии Олафа свои инстинкты серийного убийцы здесь не применять.
Я глянула на Олафа:
— Наверное, ты очень хорошо умеешь делать что-то, им нужное.
— Я много что умею делать хорошо.
Он сказал это почти без интонации, и если бы я такое услышала от другого, восприняла бы как намек на флирт, но Олаф зря ни с кем не флиртует — только со своими жертвами, очевидно. Если ты ему нравишься по-настоящему, то настоящее и видишь. Обычно мне это в мужчинах нравится, но так как настоящее — это сексуальный садист, маньяк и серийный убийца, то получается несколько сомнительный плюс. Лестно, поскольку я наверняка видела его истинной сути больше, чем любая женщина, и чертовски страшно. Лестно и страшно — Олаф во всём такой.
— Верю, — сказала я совершенно серьезно.
— Правда?
Он посмотрел на меня, будто видя насквозь — или пытаясь увидеть.
— Да.
— Тебе было неприятно видеть меня с той женщиной.
— Ты мне дал увидеть, что ты хочешь с ней сделать, Олаф. Естественно, мне это было неприятно.
— Нам обоим, — добавил Бернардо.
Олаф поднял глаза, и я думала, он смотрит на Бернардо, пока он не сказал:
— А вот тебе было наплевать. Правда, Ник?
— Правда.
Я обернулась к Ники, который стоял совсем рядом со мной, лицо спокойное, как обычно.
— Вы друг друга знаете?
— Вроде того, — ответил Ники.
— Да, — сказал Олаф.
Я посмотрела на одного, на другого.
— Так, рассказывайте. Откуда вы друг друга знаете?
— Наверное, всем остальным стоило бы отойти в сторонку.
— Зачем? — спросила я.