Список опасных профессий

— К самим инвалидам Илюша относился нормально. — Она правильно поняла меня и постаралась объяснить. — И среди его друзей были ребята… они ведь все в горячих точках служили. Но мысль, что инвалидом могут посчитать его, приводила Илюшу в бешенство. Он привык быть сильным и, наверное, просто не мог жить по-другому.

Вот и еще одно очко в пользу версии о самоубийстве. Интересно, карточка Алябьева в поликлинике сохранилась? Десять лет, конечно, срок немалый, но есть же у них архивы… Три ранения здоровья человеку не прибавляют, и если Илья понял, что впереди маячит инвалидность, то вполне мог сорваться. А тут еще любимая женщина от него отказалась — в такой ситуации даже самый сильный человек за пистолетом потянется. Да я бы ни секунды не сомневалась, что смерть Ильи — это самоубийство, если бы этот проклятый пистолет лежал, где ему положено было, рядом с телом. Куда, ну куда он мог подеваться? Самое простое объяснение, которое предложил Гошка, — Иван вернулся домой, забрал пистолет, спрятал, а через десять лет использовал, убив Паршина, — мне не нравится, хотя и выглядит несокрушимо логичным. Но, во-первых, есть свидетели, подтверждающие, что Иван пришел домой, когда в квартире уже была милиция, и отсутствие около трупа пистолета было формально задокументировано. А во-вторых… ну не идиот же Иван, в самом деле! Зачем ему было превращать самоубийство в убийство, а себя в основного подозреваемого? Впрочем, подумать на эту тему я смогу потом, а сейчас надо продолжить разговор с Наташей. Она уже заметно устала, и, похоже, скоро мне придется с ней распрощаться.

— А что вам известно о смерти Ильи? О том, как все произошло?

— Практически ничего. — Наташа взяла из моих рук тонкую фарфоровую чашечку. — О нашем романе никто не знал, считалось, что мы просто в школе вместе учились, не больше. Поэтому до меня только отрывочные сведения доходили. Я ведь даже на похоронах не была, побоялась идти. Хотя, наверное, как бывшая одноклассница, наверное, могла… или не могла? Не знаю. Я тогда с работы отпросилась и на кладбище на автобусе заранее приехала. Илюшу хоронили, а я стояла в стороне, как посторонняя, как будто пришла могилу навестить, что неподалеку была. Не то что не попрощалась с ним по-людски, я даже посмотреть в ту сторону боялась, вдруг кто узнает. Стояла и разглядывала памятник какой-то совершенно незнакомой женщины. Я этот памятник до сих пор помню — из серой гранитной крошки и надпись: Графова Лидия Тимофеевна, тысяча девятьсот четвертый — тысяча девятьсот девяносто седьмой. А сверху фотография, такая, знаете, в овальчике, черно-белая. И так мне неприятно было — то ли я на эту Лидию Тимофеевну смотрю, то ли она на меня… нет, я мужу уже сказала: когда умру, на памятнике никаких фотографий! Не хочу!

Я рассеянно помешала ложечкой в своей чашке, отпила немного. Осторожность и осмотрительность, я помню — а как же! Но как-то не верится, что усталый, молчаливый Алексей мог подсыпать мне в чай отравы. Да и зачем ему это? Впрочем, я все равно не собираюсь допивать чай — так, сделаю пару глоточков за компанию. Осторожность и осмотрительность!

— Вы так и простояли в стороне?

— Да. Илюшу похоронили, и я поехала домой. Сейчас, наверное, еще в церковь сходила бы, свечку поставила, в поминание записала. Но тогда это для нас еще непривычно было, нас ведь атеистами воспитывали. В голову не пришло.

— С Иваном Алябьевым вам приходилось встречаться?

— Нет. В детстве мы, конечно, виделись, Ванечка ведь в той же школе учился, что и мы с Илюшей. Но потом мы это знакомство не возобновили. Илюша про брата много рассказывал, часто, но сразу решил, что представит меня Ванечке только как свою жену. А меня это, сами понимаете, устраивало — чем меньше людей про нас с Илюшей знали, тем мне спокойнее было.

— Вы знали, что Ивана подозревали в убийстве брата?

— Слышала. Но это нелепо, я ни на секунду в такую глупость не поверила. Илюша нежно любил Ванечку, а тот его просто обожал. У них были прекрасные отношения.

Внезапно мне пришел в голову вопрос, который я тут же задала:

— Вы всегда держались в стороне, никто в кругу Алябьевых о вас не знал, ни с кем вы не общались, а при этом обо всем слышали — были в курсе всех событий. От кого же вы получали сведения?

— Был у меня маленький шпион, — слабо усмехнулась Наташа, — племянница моя. Она с младшим братом Илюши дружила. Точнее, друзьями большими они не были, просто собралась компания ребят из разных классов, проводили время вместе. И часто бывали у Ванечки — родителей нет, квартира почти всегда свободная. А девочки их, по-моему, все были в Илюшу немного влюблены. Естественно, смерть его обсуждалась, и Ванечкины проблемы тоже. А уж я у племянницы выспрашивала осторожненько. Хотя, она девочка умная, могла и догадаться.

— Племянница? — Я, не скрывая сомнения, смотрела на Наташу. — Простите, но как-то странно получается. Вы с Ильей вместе учились в школе и еще тогда любили друг друга. У вас много общих знакомых, и ваша племянница бывала в доме Алябьевых, но при всем этом никто даже не догадывался о ваших отношениях.