Список прегрешений

Даже когда Касс, угомонившись, находила себе какое-нибудь тихое безобидное занятие, вроде макания его драгоценных пастелей в скипидар — одну за одной, Халлоран все равно в конце концов срывался на меня. Рисовать Лизу так же непросто, как и меня. В ней есть скованность, которая на холсте превращается в одеревенелость. Халлоран рисовал ее бледное застывшее настороженное лицо и радовался, потому что был уверен: на этот раз ему удалось поймать нужное выражение, а спустя несколько сеансов вдруг вновь напускался на меня, потому что с мольберта на него глазела какая-то не дорисованная марионетка с остекленевшим взглядом, которую он прежде в глаза не видел. Халлоран рисовал нас время от времени, только чтобы доказать самому себе, что у него это получается. На самом деле он этого терпеть не мог. Иногда он чуть не плакал от отчаяния. Но продать ему удалось лишь те картины, где были я и Лиза. Людям нравились его этюды с Касс, но никто не хотел их покупать.

Касс заявила ему однажды:

— Знаешь, в чем дело, Халлоран? Все эти картины, что ты пишешь с меня, уж больно слащавые.

Халлоран побледнел, а потом стал красным, как его куртка. Она в самую точку попала! Надо отдать ей должное, она знает, как задеть вас за живое, Касс-то. Вот и меня она теперь так подцепила, в конце концов.

—  За живое, за живое, за живое, — распевал я во всю глотку, перекрикивая шум дождя. Маршевый шаг мне не больно удавался, грязь так облепила ботинки, что носки постоянно скользили. Но я шел вперед и вперед.

Они, наверное, услышали меня за мили, но, когда я наконец пробрался сквозь простыни серого дождя, переливавшиеся через Халлорановы водосточные трубы, и остановился на пороге оранжереи, чтобы очистить мои облепленные грязью ботинки о ступеньку, можно было подумать, что я подкрался к ним на цыпочках: никто не обратил на меня внимания. Почему Касс делала вид, что не замечает меня, — ясно, но уж Халлоран мог бы прокричать мне «Привет!» с кухни. С ним-то я не ссорился.

— Привет, Халлоран! — крикнул я, стаскивая мокрую куртку. — Халлоран!

8 глава

Я знал, что они там. Темное пятно куртки Халлорана мелькало то и дело по другую сторону матового стекла двери, пока он со звоном выкладывал ложки и блюдца на поднос для чая. И я слышал, как сзади в кладовке одну за другой открывали крышки коробок из-под печенья в поисках кусочка засохшего кекса.

Я повесил свою мокрую куртку сзади на мольберт и, услышав вдруг звук капель, падающих у моих ног, бросился спасать его карандашные рисунки из маленьких лужиц, возникших по моей вине. Это все были руки. Руки. Сжатые руки, указующие руки, сведенные куполом, сложенные горстью, молящие, гладящие и спокойно лежащие на коленях.

Мне больше всего понравились те, что гладят: старинная бархатная грелка для чайника тети Сьюзан смотрелась замечательно, словно свернулась как кошка под тонкими ласкающими пальцами. Я положил рисунок сверху и пристроил всю пачку на мольберт с начатым новым наброском — руки, сложенные на коленях, — унылыми серо-коричневыми красками дождливого дня.

Мне этот рисунок совсем не понравился. Руки лежат на юбке, безвольные и жалкие, как будто новорожденные котята на старой тряпке. Легкий синеватый оттенок — словно сплетенные пальцы замерзли — практически единственное, что отличало пальцы от серых блеклых колен. Я не успел прочесть условия конкурса, которые Халлоран прикрепил на угол мольберта, видимо, чтобы подбодрить себя, поэтому решил, что он зря тратит время.

Со слов Лизы я понял, что это какой-то особо важный конкурс. Но до того, как я коснулся пальцами толстой серой пергаментной брошюры и углядел твердые рельефные ярко-синие подписи всех этих титулованных попечителей, увидел, как львы огрызаются друг на дружку поверх ярких гербов на обложке, я и не догадывался, насколько он важный. А когда я ее открыл, то понял наконец, почему Халлоран расщедрился, предложив Лизе четыре фунта за сеанс, хотя сам так беден, что не может оплатить даже счет за яйца. Если Халлоран выиграет один из этих призов, он сможет заплатить Лизе вдесятеро больше и все равно еще долгие месяцы будет как сыр в масле кататься!

Но ведь он может и не выиграть. Это огромный риск: Джемисон-то будет околачиваться рядом, каждый день подсчитывая Лизины часы и причитающиеся ей денежки. Отец говорит, что Халлоран ни перед чем не остановится, если ему нужна модель, но, думаю, не такая уж для него потеря, что Лиза уехала в Линкольн. Особенно если взять в расчет ту ужасную картину на мольберте. Но он, похоже, был уверен в себе. И уже заполнил анкету участника. «Руки на коленях», написал он, и ниже — «Девочка, мотылек и свеча».