Список прегрешений

Халлоран живет к западу от Джемисона, в маленьком уединенном домике, где он вырос у своей тети Сьюзан. Мне нравится дом Халлорана и все вещи в нем. Я там столько часов провел, разглядывая цветные альбомы по искусству, обернутые в толстый красный бархат — прежде это были шторы тети Сьюзан. Если Касс позировала, ей запрещено было разговаривать со мной. Халлоран расхаживал по комнате и, готовясь рисовать дальше, разглядывал Касс с разных сторон — даже ее отражение в зеркале и на полированной мебели.

Халлоран всегда предпочитал рисовать Касс. У нее был талант к позированию, так он говорил. Я же впадал в ледяное оцепенение, стоило ему только взять в руки кисть. А Касс сидела, как ей велели: подбородок поднят, глаза смотрят ровно, палец вверх — так, как он и просил, словно она совсем живая, будто вот только что прекратила смеяться и вдруг застыла на месте.

Касс так здорово позировала, что Халлоран даже разрешал ей разговаривать с ним, пока он работал. А мне — никогда. Стоило мне только кашлянуть, как он меня одергивал:

— Тсс! Еще немного! Прими, пожалуйста, прежнюю позу. Том, не мог бы ты снова поглядеть в окно!

Это раздражение никогда не распространялось на Касс. Она сидела себе и преспокойно болтала.

— Мальчишка с фермы Смитов считает, что у тебя не все дома. Думаю, это из-за того, что ты живешь вот так совсем один, у тебя нет нормальной работы и ты расхаживаешь повсюду в этой ужасной куртке.

— Ничего удивительного, что он так считает, Касс. Что ж, надеюсь, этот чудесный свет продлится еще немного. У нас здорово получается!

Я бродил по дому, перебирал разные вещицы. Вертел тяжелые медные ручки буфетов из красного дерева, проводил пальцем по завиткам узора на книжном шкафу, тер концом рукава стеклянные грани посудного шкафа тети Сьюзан до тех пор, пока они не начинали отражать солнечный свет, пуская блики по стенам. Я перечислял про себя снова и снова различные породы дерева: атласное, палисандровое, жемчужное, красное, падуб, дуб.

Потом, когда свет совсем гас, я слышал, как они складывают вещи в оранжерее, и до меня долетали легкие, но настырные упреки Касс по поводу сделанного Халлораном за день.

— Не была я такой сутулой! Я знаю, что не была. Халлоран, но почему ты нарисовал мне волосы такого гадкого грязного цвета? И руки у меня совсем не такие длинные. Таких длинных вообще не бывает. Если ты хотел нарисовать гориллу, попросил бы Тома позировать!

И она продолжала ворчать, даже не слушая сама, что говорит. А Халлоран спокойно вытирал кисти и завинчивал крышки на банках с краской. Он тоже не слушал. Я усаживался у огромного аквариума и начинал гонять вялых перекормленных рыбок вокруг любимой фарфоровой русалки тети Сьюзан — Халлоран бросил ее туда как-то вечером, чтобы им было повеселее. Я сидел и ждал, когда у Касс кончится завод.

— Не трогай, — говорил Халлоран, когда она мешала его карандаши, кисти и мелки и клала его зажимы и молоточки туда, где он бы их и за неделю не нашел. — Оставь все там, где лежит, будь добра.

— Пожалуйста, Касс, не надо! — кричал он, замечая, что она собирается его лучшим ножом открыть крышку какой-то банки. Но Касс уже нюхала бледную пахучую блестящую жидкость. Прежде чем Халлоран успевал выхватить банку, она ставила ее на место и чихала.

— Ты все расплескала на мои рисунки! — причитал он.

Касс уворачивалась от него, прячась за высокими мольбертами и сложенными в ряд холстами или за картинами, стоявшими спина к спине. Халлоран слышал предательский хруст тонких хрупких палочек черного угля и шум падающего на плиты пола каскада кнопок, но, когда он догонял ее, Касс уже черными от угля пальцами листала книги, которые он взял в библиотеке.

— Эту надо было сдать еще в октябре! — пеняла она ему злорадно. — Эй, Халлоран! А эту — в марте! — она дразнила Халлорана, и в конце концов он просил нас уйти подобру-поздорову.

— Послушай, Касс, — молил он. — Уже темнеет. Я скоро сам ухожу. Ну пожалуйста, Касс. Не пора ли и тебе домой?

Наконец без предупреждения она брала пальто и направлялась к двери.

— Только полюбуйся на этот разгром! — стонал Халлоран мне в спину, когда я удалялся за ней следом. — Полюбуйся на этот разгром!

Он никогда не осмеливался жаловаться прямо Касс. Ведь у нее был такой талант к позированию.

То же самое происходило, когда он рисовал Лизу. Касс порхала туда-сюда и то строила из-за его спины Лизе рожи, чтобы отвлечь ее, а то корчилась на полу, пытаясь принять какую-нибудь странную позу — из тех, какие она видела в книге по восточному искусству, которую Халлоран хранил на самой высокой полке в своей спальне корешком к стене. Халлоран прекрасно знал, кто поднимает такой шум, но всегда напускался на меня, хоть я и читал в абсолютном молчании, наполовину скрывшись за занавесками.

— Пожалуйста, прекрати топать, Том! Ты что, специально так дышишь, чтобы раздражать меня?