…Мощная винтокрылая машина хищной птицей мчалась над заповедными дебрями, иногда зависая то в одном, то в другом месте. Из-за приоткрытой двери вертолета время от времени высовывались стволы охотничьего оружия, извергающие снопы огня. Пригоршни картечи и пуль самого разного калибра с огромной скоростью неслись к земле, поражая живых существ, попавших в прицелы людей, летящих над лесом. Каждый точный выстрел, поразивший лося, оленя, косулю, медведя, сопровождался восторженными воплями пассажиров воздушной машины.
Они не утруждали себя необходимостью приземлиться, чтобы или забрать добычу и наконец-то физически насытиться кровью и плотью жертв или хотя бы добить подранка. Им было достаточно развлечений и зрелищ в этом природном «тире». А пресловутый «хлеб» – то бишь умопомрачительной цены жратва и пойло – ждал их на элитном лесном кордоне, где пригожие молодайки-прислужницы, готовые на любые услуги своим всевластным господам, накрывали богатый стол.
Стрелки, нещадно лупя из своего разнокалиберного и разносистемного оружия в промежутках между обильными возлияниями, даже не обратили внимания на небольшой костерок, дымившийся на одной из лесных полян. Зато на соседней они сразу взяли на прицел небольшое стадо благородных оленей и несколькими выстрелами из многозарядной «Сайги» смертельно ранили крупную олениху. Отчаянно вскрикнув, животное успело скрыться под кронами деревьев. Все прочие олени панически разбежались по лесу. Олениха, едва держась на ногах и шатаясь, дошла до поляны с костром и, упав на землю, с хрипением забилась в агонии.
Бородатый человек средних лет европеидного типа, но и с монголоидными чертами, в не совсем обычном одеянии старинного фасона, с медным обручем на голове и амулетами на поясе и шее, даже не пошевелился, неотрывно глядя на огонь. Время от времени он ударял колотушкой в шаманский бубен, что-то тихо бормоча.
Лишь на какой-то миг, вернувшись к реальности, он окинул мертвую олениху пристальным взглядом и бросил в костер пучок каких-то трав, после чего его глаза вновь замерли, не отрываясь от языков пламени. Неожиданно он вскочил на ноги и, колотя в бубен, пошел вокруг костра, всем своим мускулистым, жилистым телом пожизненно лесного жителя исполняя странную ритмичную пляску под собственный распевный речитатив.
Так продолжалось около четверти часа. В это время вертолет, словно подчиняясь неведомой силе, описав круг над тайгой, вновь появился над этой же поляной. Шаман, запрокинувшись назад и глядя в небо широко раскрытыми глазами, душераздирающе выкрикнул единственное слово, которое можно было понять как «Сбудься!!!».
Винтокрылая машина, немного помедлив, неожиданно ринулась к склону горы, скрывшись за вершинами огромных сосен. Через несколько секунд лес вздрогнул от тяжкого удара и пронзительного скрежета металла, сминаемого, словно тесто, и рвущегося, как бумага. Высоко в небо взметнулся столб огня взорвавшихся топливных баков…
Шаман упал навзничь и около получаса лежал, не двигаясь, словно жизнь оставила его тело. Но потом он все же поднялся и медленно пошел в гору, к тому месту, где упал вертолет. Идти пришлось около полукилометра, преодолевая чащобу и всевозможные расщелины. Отдав все силы своей недавней пляске, шаман шел, спотыкаясь и пошатываясь.
Наконец он увидел перед собой просторный каменистый луг, круто накренившийся в сторону зеленеющей внизу долины. В центре луга чадно догорали останки вертолета. В разные стороны были раскиданы колеса с шасси, обломки винтов, куски обшивки… Под звуки бубна шаман трижды обошел труп воздушной машины, содержащей в себе обугленные трупы ее пассажиров. Остановившись у молодой березки, опаленной пламенем взрыва, он оторвал полоску от своей холщовой рубахи и, обвязав ею ствол, пробормотал, глядя на клубы гари:
– Покойтесь! Вы заслужили эту смерть!
Еще немного постояв, шаман скрылся в лесу. Прибывшие вместе со спасателями следователи прокуратуры так и не смогли понять, что за странное украшение некто неизвестный оставил у места авиакатастрофы, что это может означать, кому и для чего нужно…
Приговор полковника Гурова
Глава 1
– Гуров! – Послышался звук отпираемой двери, и Мария влетела в комнату. – Гуров, привет! Это я!
Лев сонно повел бровями, пытаясь определить, снится ему это или нет. Когда он ложился, Марии дома не было, да и быть не могло…
Шел первый день его августовского отпуска, и он собирался честно и заслуженно отоспаться хотя бы первые три. К тому же Мария уехала на гастроли, и закончиться они должны были только через три недели. Увы, их отпуск редко приходился на одно и то же время: Мария служила в театре, и лето всегда было у нее гастрольным сезоном. А он, будучи опером по особо важным делам в Главном управлении внутренних дел, и вовсе уходил в отпуск не тогда, когда пожелает, а когда для этого появится возможность. И то никогда нельзя было быть уверенным, что ему дадут отгулять законные четыре недели.