Список войны (сборник)

Горшков не выдержал, похлопал в ладони, лицо старшего лейтенанта сделалось весёлым, открытым, будто он что-то выиграл в карты.

– Браво, Мустафа!

Мустафа, никак не реагируя на восторги старшего лейтенанта, прошёл к берёзе, выдернул из ствола нож.

– Ехать пора, товарищ командир, – произнёс он негромко.

– Счас поедем. Доберёмся до части, там нас ждёт обед.

– Пообедать и тут можно. У меня есть полбуханки хлеба и банка немецкой консервированной колбасы.

– Я тоже не пустой. Но первое мы с тобой вряд ли сумеем сгородить. А я хочу первого отведать, супа какого-нибудь. На сухомятке мы с тобой ещё насидимся – когда в разведку пойдём… – Горшков оглянулся на полуторку. В кабине спал, положив голову на руль, водитель. – Да и шофёр – едок не промах, имеет изнеженное брюхо, вряд ли согласится на сухомятку. Ладно, поехали, друг Мустафа…

– Как скажете, товарищ старший лейтенант, так и будет.

Мустафа прыгнул в кузов, Горшков уселся рядом с шофёром, длинноносым унылым парнем с висячим пыльным чубом, закрывавшим с одной стороны глаз едва ли не целиком, шофёр зевнул, откинул чупрынь в сторону и завёл мотор.

Дорога была изрыта воронками, скорость не наберёшь даже самую малую – колёса обязательно унесёт на ближайшее дерево, поэтому шофёр ожесточённо тряс чубом и матерился, объезжая воронки и короткими бросками продвигаясь вперёд.

Неожиданно он нажал на тормоз и остановил машину, чуть не уткнувшись лицом в ветровое стекло. Сморщился болезненно, будто в него угодила пуля.

– Господи, – прошептал он неверяще, – Вовка Макаров… Неужели это ты? – Шофёр всхлипнул зажато, тоненько, словно бы в нём что-то отказало – взяла и оборвалась внутри нужная мышца и жизнь сразу сделалась бессмысленной.

Впереди, между двумя голыми, напрочь очищенными от веток и сучьев деревьями, стоял старенький грузовик и медленно догорал. Задние колеса у грузовика были оторваны, проломленным кузовом автомобиль опустился в свежую, источавшую едкий дым воронку.

– Вовка! – горестно взвыл водитель и выскочил из кабины.

Старший лейтенант выскочил следом.

Собственно, кузова у грузовика уже не было, вместо днища зияла большая дыра. Снаряд, прилетевший издалека, умудрился выбрать себе цель и точно угодил в неё, проломил кузов грузовика и взорвался в земле.

От шофёра после таких попаданий обычно остаётся одна оболочка – кожа с переломанными костями. Да бурые пятна на потолке кабины.

Водитель полуторки обежал раскуроченный грузовик кругом, простонал на ходу:

– Володька… За что же тебе такое наказание?

Кабина светилась от частых дыр, в наполовину сбритой осколками крыше серело недоброе тусклое небо. То, что осталось от неведомого водителя Володьки, было обычной окровавленной кучей тряпья, сверху накрытой помятой пилоткой-маломеркой.

– Мака-аров! – взвыл водитель полуторки громко, затряс головой, сыпя вокруг себя слёзы.

Старший лейтенант обошёл грузовик следом за водителем полуторки, удручённо почесал пальцем затылок: на спасение у шофёра не было ни одного шанса.

– Что же ты, земеля, – водитель полуторки вновь обрызгал пространство слезами, – как же ты промахнулся?

– А что он мог сделать? – спросил Горшков. – Отпихнуть от себя снаряд ногой?

Водитель полуторки повыл ещё немного и умолк, начал деловито суетиться, выламывать из разбитых бортов куски дерева, потом остановился и тупо, как-то остервенело поглядел на старшего лейтенанта.

– Надо бы Володьку в часть отвезти, товарищ командир, похоронить там.

– Да от него ничего не осталось. Один воздух с тряпками.

– Что делать, что делать…

– Похоронить здесь, на обочине дороги, рядом с машиной, чего же. Лопата есть?

– Есть.

– Доставай, – Горшков оглянулся на полуторку, призывно махнул рукой. – Слезай, Мустафа, предстоят земляные работы.

Мустафа легко перелетел через борт, при приземлении смачно бултыхнул разбитыми сапогами. Заглянул в кабину грузовика.

– Не повезло парню.

Водитель полуторки отошёл в сторону, отмерил лопатой прямоугольник могилы.

– Одно хорошо – земля сухая, песка в ней много, – с хакеньем вогнал лезвие под густой травяной куст, с хрустом подрезал корни, – лежать в земле приятно.

Старший лейтенант подивился: какое значение имеет сейчас эта ерунда? Приятно лежать, неприятно… Тьфу! Главное, что Володьки этого уже нет. Нету! И не будет никогда. Горшков почувствовал, что у него сами по себе раздражённо задёргались уголки рта. Водитель полуторки выдохся быстро, воткнул лопату в землю и ухватился обеими руками за поясницу.

– Охо-хо-о… Ноет, проклятая, – пожаловался он старшему лейтенанту, лицо его стало плаксивым. – Пуля засела в прошлом году, так её и не вытащили.

Старший лейтенант перехватил лопату, примерился, но копать ему не дал Мустафа.

– Не царское это дело, товарищ командир. Дайте-ка!

Работал Мустафа сноровисто, ловко, только земля отлетала в сторону непрерывно, не прошло и получаса, как могила была вырыта.

Водитель полуторки, увидев это, захныкал вновь, хныканье быстро перешло в хриплый, забитый мокротой вой.

– Воло-одька!