Прежде чем открыть дверь, я набираю полную грудь воздуха. Ручка такая грязная, что я берусь за нее через рукав пальто. Оглядываюсь по сторонам, словно прощаюсь с этим прекрасным миром, и обреченно захожу.
В узком коридоре темно, сыро, воняет мокрыми подгузниками и помойными ведрами. Повсюду валяются окурки и прочий мусор. Музыка в стиле рэп гремит так мощно, что пол у меня под ногами вибрирует. А вдруг источник этого жуткого грохота – квартира Амины? Нет, Господи, только не это! – беззвучно умоляю я.
На этом этаже номера двузначные, а мне нужен номер четыре. Значит, это этажом ниже, в полуподвале. Я спускаюсь по лестнице с бешено бьющимся сердцем. Ощущение такое, что лестница эта ведет в преисподнюю, где мне предстоит сгинуть навсегда. Скольким еще смертельным опасностям мне придется себя подвергнуть, прежде чем Брэд сочтет цель номер двадцать достигнутой? Помучаюсь еще неделю, решаю я, максимум две. Ко Дню благодарения с учительским поприщем будет покончено.
Вот я и внизу. Под потолком горит ослепительно-яркая лампочка. Из-за плотно закрытых дверей квартиры номер два доносятся потоки ругательств, таких изощренных, что у меня закладывает уши. Ноги мои прирастают к полу. Я почти готова повернуться, вбежать по лестнице и вырваться прочь из этого кошмарного дома. Но тут одна из дверей открывается, и в коридор выходит худенькая женщина со смуглой медовой кожей. Голову ее покрывает шелковый хиджаб, золотисто-карие глаза смотрят приветливо и доброжелательно.
– Я ищу квартиру номер четыре, – бормочу я, протягивая свое удостоверение. – Мне нужна Амина Адаве. Я ее учительница.
Женщина улыбается и жестом приглашает меня войти. Она закрывает дверь, оставив шум и вонь снаружи. В крохотной квартирке пахнет жареной курицей и экзотическими специями. Я снимаю туфли, женщина кивает и ведет меня в гостиную, где на обшарпанном диване лежит маленькая девочка. Одна ее нога закована в гипс и покоится на подушках.
– Привет, Амина. Я мисс Бретт. Буду заниматься с тобой, пока ты не можешь ходить в школу.
Пара темных глаз с восторгом смотрит на меня.
– Вы очень красивая, – говорит Амина с приятным арабским акцентом.
– Ты тоже, – улыбаюсь я.
На ломаном английском девочка рассказывает мне, что они приехали из Сомали прошлой зимой. Одна нога у нее короче другой, и ей сделали операцию, которая исправит этот недостаток. Жаль только, что теперь придется долго лежать и пропускать школу, вздыхает Амина.
Я глажу ее по руке:
– Ничего, мы постараемся, чтобы ты не отстала в учебе. Когда вернешься в школу, не придется догонять остальных. Давай начнем с чтения.
Едва я успеваю достать из сумки учебник, как в комнату вбегает малыш. Увидев меня, он испуганно прячется за спину матери.
– Привет, – говорю я. – Как тебя зовут?
– Абдулкадар, – отвечает он шепотом, робко выглядывая из своего укрытия.
Я повторяю это труднопроизносимое имя, и мальчуган расплывается в улыбке. Амина и ее мама тоже улыбаются, в глазах их светится гордость. Амина поудобнее устраивается на диване, ее брат залезает маме на колени. Все трое восхищенно слушают, как я читаю сказку о принцессе, не умевшей плакать. Рассматривают картинки, задают вопросы, переживают и смеются.
Пожалуй, здесь, в этой крохотной школе, я чувствую себя на своем месте. На этот раз все ученики полны желания учиться. Просто мечта учителя. Моя мечта, ставшая явью.
Двадцать минут спустя я уже еду по Энглвуду. В этом районе родилась и выросла одна из моих любимых певиц, Дженнифер Хадсон. Я пытаюсь сосредоточиться на этом отрадном обстоятельстве и не думать о том, что вся ее семья была здесь убита. Тем не менее по спине у меня пробегает дрожь. Свернув на Кэрролл-авеню и увидав нужный мне номер на стене большого зеленого здания, я вздыхаю с облегчением. Этот дом, по крайней мере, выглядит вполне прилично.
Из личного дела я знаю, что Санквита Белл находится на третьем месяце беременности и страдает болезнью почек. Она учится в выпускном классе, однако по виду этого никак не скажешь. Худенькая невысокая девочка выглядит максимум двенадцатилетней. Трудно определить, какой она национальности. По всей видимости, в ней течет кровь двух рас. На лице – ни следа косметики, кожа гладкая и блестящая, как ириска. Но взгляд ее ореховых глаз проникает мне прямо в сердце. Это усталые глаза взрослой женщины, уже узнавшей на собственном опыте, как суров и беспощаден этот мир.
– Прости, что опоздала, – говорю я, снимая пальто и перчатки. – Увидела на доме табличку «Джошуа-Хаус» и решила, что ошиблась адресом. А что это такое – Джошуа-Хаус?
– Приют для бездомных женщин, – бесстрастно отвечает она.
Я смотрю на нее, словно громом пораженная:
– Ох, Санквита! Мне очень жаль… Твоя семья… давно уже живет здесь?
– Моя семья живет не здесь. – Девочка поглаживает свой живот, пока совершенно плоский. – В прошлом году мама перебралась в Детройт, но я с ней не поехала. Не хочу такой жизни для своего ребенка.
Санквита не объясняет, что она понимает под «такой жизнью», а я не решаюсь спросить и молча киваю.
Она скрещивает руки на груди, словно защищаясь: