Сплетая рассвет

– Так судьба поддерживает баланс. Мы не непобедимы, и наше количество сокращается с наступлением новой эры, когда люди забывают о магии. Когда служишь столько, сколько я, то перестаешь питать иллюзии насчет клятвы, – его голос смягчился. – Становится невозможным не задаваться вопросом, не был бы я счастливее без магии.

Он буравил меня проницательным взглядом. Мое сопротивление начало таять.

– Я знаю одно, Майя Тамарин, – с тобой я счастливее, чем когда-либо.

Больше я не могла бороться со своим сердцем.

– Я рада, что ты стал чародеем, – пылко произнесла я. – Знаю, ты страдал куда больше, чем показываешь. Но иначе мы бы с тобой никогда не встретились.

Я вытащила цветы из волос и зарылась в них носом, вдыхая сладкий аромат. «Однажды, – поклялась я себе, – каким-то образом я найду способ освободить Эдана». А затем, так тихо, что сама едва себя расслышала, я прошептала:

– Можешь ухаживать за мной.

Эдан медленно обвел пальцем мои губы и поцеловал меня, как и каждую веснушку на моем носе и щеках, пока я не опьянела от сладости его дыхания.

– Но только если назовешь свое имя, – сказала я, жадно втягивая воздух. – По одному каждый день.

Он застонал.

– Мне придется ухаживать за тобой тысячу дней?

– Что, слишком долго?

– Я надеялся максимум на сотню.

– И? – Я затаила дыхание.

Мне было неизвестно, как ухаживали на родине Эдана, но он достаточно долго прожил в Аланди, чтобы понимать, что мужчины не ухаживали за женщинами без серьезных намерений.

– Если ты узнаешь все мои планы на наше будущее, мне будет не интересно.

– Эдан!

Он загадочно улыбнулся. Я понятия не имела, о чем он думал, но счастье, отразившееся на его лице, было заразительным. Я тоже радостно просияла.

– Было бы куда проще, если бы тебе не приходилось притворяться парнем, – признал Эдан, – и если бы я не дал клятву служить императору. Но мы с этим разберемся. Обещаю.

– Я уже знаю четыре из твоих имен, – прошептала я, накрывая его ладонь своей. – И Эдан. Так что осталось девятьсот девяносто пять дней. Скажи мне свое первое имя.

– Мое первое имя – Джен, – ответил он. – Самое обыкновенное из всех; оно значит «мальчик».

– Мальчик! – воскликнула я. – Это вообще трудно назвать именем.

– Так и есть, – согласился Эдан. – У моего отца было семь сыновей, и к тому времени, как родился я, у него закончилась фантазия. Поэтому он назвал меня так. Второе имя у меня появилось в значительно более зрелом возрасте.

Я раскрыла его ладонь и провела пальцем по длинным и ровным линиям.

– А что значит Эдан?

Он улыбнулся и слегка приоткрыл губы, прежде чем поцеловать меня.

– Оно значит «ястреб».

Глава 27

Близилась осень. Летняя жара немного смягчилась, в ветре чувствовалась прохлада; от этого волоски на моей шее вставали дыбом, а пальцы накладывали стежки чуть медленнее и не так ловко, как раньше. В лесу края листьев покрылись янтарной позолотой, на зеленом пейзаже расцвели красные, оранжевые и даже фиолетовые пятна.

Мы вышли из леса Дойя и вновь направились по Большой Пряной Дороге. По пути к озеру Падуань прошли через пару городков, где я смогла отправить письма отцу и Кетону, но нигде не задерживались надолго и всегда разбивали лагерь в нескольких милях от них. Теперь, когда мы знали, что шаньсэнь искал Эдана, нам нужно было быть осторожными.

Я всегда просыпалась на рассвете, чтобы разжечь костер и поприветствовать моего чародея, когда он возвращался и жаждал моих прикосновений. Наши утра посвящались поцелуям: что в палатке, что верхом на лошадях. Должно быть, Эдан их зачаровал, чтобы они знали, куда идти, поскольку мы не уделяли им ни малейшего внимания, если только они не сходили с Дороги.

С приближением к озеру Падуань ночи стали длиннее и темнее, а мой сон – более глубоким. Одним утром я проспала и как раз разжигала костер, когда заметила очертание летящего ко мне ястреба.

Он приземлился за костром и превратился в юношу. По мне прошла волна мощного, уже знакомого жара.

Глаза Эдана были по-прежнему желтыми, на висках выступили капельки пота. Он выглядел усталым.

Я села рядом с ним, прислонившись к тополю и глядя на огонь. Его рубашка была неправильно застегнута, и меня охватило желание ему помочь.

– Как мы можем разрушить твое проклятие?

– Это не проклятие, а клятва.

– Клятва, которую не нарушить. В чем разница?

– На это нет простого ответа, – угрюмо произнес он. – Ханюцзинь не освободит меня, если его не принудить.

– Даже после свадьбы, когда наконец наступит мир?

– Я бы на это не рассчитывал.

Я легла на землю.

– Иногда я думаю о леди Сарнай. Ее сердце принадлежит лору Сине. Как думаешь, она когда-нибудь полюбит императора Ханюцзиня?

Эдан смягчился.

– Это неважно. Они поженятся ради восстановления мира в Аланди.

– Это грустно.

– Таков долг королей и королев, – задумчиво ответил он. – Не важно, какой страной ты правишь. Везде все одинаково.

Я гадала, скольким королям он служил и были ли его ребяческая улыбка и юношеская худоба частью чар… частью его клятвы.

– Что насчет тебя? – спросила я, осмелев. – Ты планируешь когда-нибудь жениться?

Шея Эдана покрылась редким румянцем.

– Надеюсь.