Сплетение судеб

– Ну, и вы ещё собираетесь воевать? – крикнул взволнованно барон, указывая на готовящихся к штурму пугачёвцев.

– Я собираюсь подороже продать свою жизнь и жизни моих близких! – закричал в ответ Елагин. – И тебе советую того же. Хватит труса праздновать, и все те, кто ещё верен присяге, за мной!

Дочь коменданта Елагина, одетая в чёрное вдовье платье, горько плакала в объятиях матери. Из её глаз катились слёзы, а губы вышёптывали молитвы. На улице грянула пушка. Лидия Фёдоровна вздрогнула, изменилась в лице и вскочила. Второй выстрел, третий… Зазвучал церковный колокол. Лидия Фёдоровна задрожала. С улицы, через распахнутое окно, слышались крики и бряцание оружия. В испуге она подбежала к окну и закрыла створки.

В комнату ворвался бледный слуга Гришка.

– Барыня, – закричал он в отчаянии, – мы пропали! Казаки идут стеной на крепость!

– Пусть идут, – воскликнула в гневе комендантша, и глаза её засверкали, – мы будем защищаться!

– Не выдюжить нам, барыня! Не выдюжить! – зарыдал слуга. – Казаки с Тимошкой Падуровым предали нас и к самозванцу переметнулись. А сейчас разбойники уже ворота топорами ломают и, как тараканы, на стены лезут!

– Ничего, этих собак пушками посшибают! – закричала комендантша в остервенении.

– Господин полковник уж этим занят. Но всё напрасно. Ядра летят в толпу бунтовщиков, десяток их падает, а взамен пять десятков лезет.

Громче зазвонил колокол. С улицы в дом просочился запах гари. Это наступающие подожгли намётанные возле крепостных стен большие стога сена. Теперь раздавались выстрелы из ружей; пушки слышались лишь изредка.

Вдруг раздался такой треск и грохот, что казалось, изба подпрыгнула на месте. Крепостные ворота были сломаны, и полная торжества толпа казаков хлынула в крепость. В комнату ворвался бледный, окровавленный сержант Сбруев.

– Спасайтесь, барыни, Бога ради, спасайтесь! – закричал он. – Казаки перебили почти всех солдатушек.

– Нет! – дрожа от гнева, но гордо ответила комендантша. – Нет, никуда я отсюда не пойду! Здеся смерть свою дождуся! А ты, доченька, – она обняла Лидию Фёдоровну и жавшегося к её ногам семилетнего сынишку Коленьку. – А вы, детки мои, уходите. Могёт статься, что Господь пощадит вас, ежели родители уберечь не смогли!

Пожар охватил погибающую крепость. Люди, объятые ужасом, спасались от удушья, срывая с себя одежду и обматывая ею головы. Спасали скот, скудные пожитки. Спасали детей.

Поддавшись панике, жители Татищева умоляли Елагина и преданных ему солдат прекратить сопротивление.

– А я что вам, Господь Бог! – огрызался комендант, страдая от бессилия и невозможности прекратить бойню. – Хотите, ступайте к самозванцу, а кто со мной… Мы сумеем за себя постоять!

Елагин бросился к пушке и поднёс к ней запал. Грянул выстрел.

Душераздирающий крик огласил крепость. Все невольно оглянулись.

Это кричала комендантша, таская воду из колодца и поливая ею дом. Она не плакала, но лицо её было бледно.

К воротам двинулся строй солдат. Впереди шагал барон Билов. Над ним развевалось знамя. Остальные смотрели на них полными ужаса глазами, прислушивались к звукам барабанной дроби.

К Билову подбежал спрыгнувший со стены солдат.

– Плохо дело! – кричал он. – У ворот большое войско бунтовщиков. И если мы откроем их…

Барон истерично всплеснул руками:

– Так что прикажешь, болван? Живыми здесь гореть?

Между тем Елагин суетился у пушек. Он позабыл о семье, о бедственном положении крепости. Комендант видел лишь врага и хрипло отдавал суетящимся рядом офицерам едва разбираемые при грохоте приказы:

– Заряжай… товсь… пли!

А в крепости паника. Женщины со слезами на глазах умоляли мужчин сдаться «царю». И тут же кричали, чтобы мужчины не оставляли их в огненном аду, а взяли с собой…

Лидия Фёдоровна Харлова не видела и не слышала ничего. Она сидела в своей комнате в комендантском доме и прижимала к себе плачущего братишку. Она знала, что всё кончено, и готовилась к смерти.

Бряцанье оружия становилось всё слабее, колокола на церкви умолкли, изредка слышались выстрелы, но крики не прекращались. На улице шла резня. Ворвавшиеся в крепость казаки рубили всех направо и налево. Зубы оскалены, в глазах дикий блеск.

Огонь, дым, лязг сабель. Всё перемешалось.

Двери распахнулись. В комнату влетел сержант Сбруев. Он повернулся спиною к окаменевшей от ужаса Лидии Фёдоровне и грудью встретил разъярённых казаков, пытавшихся ворваться вслед за ним.

В бешенстве он стал размахивать вокруг себя саблей. Несколько казаков упали под его ударами. Но вдруг Сбруев выронил саблю, схватился за пробитую пикой грудь и, обливаясь кровью, упал к ногам Лидии Фёдоровны, которая изо всех сил прижимала к себе голову братишки.

– Смерть поганке! Смерть всем Елагиным! – ревели разъярённые казаки, вдавливаясь в комнату.

– А ну стоять! – раздался громкий голос.

Казаки притихли и опустили сабли. В комнату вошёл новоиспечённый полковник Тимоха Падуров. Весь, с головы до ног, он был забрызган кровью своих жертв. Его глаза горели, а губы были плотно сжаты.