Сплетенные судьбами

- Той же ночью, Патрик принес домой выторгованный черный скрайб. Старый, громоздкий. С таким устаревшим экраном, что вызывал смех. Вначале я сказал дяде отнести его обратно. Я подумал, что он очень сильно рискует. Но Патрик просил меня ни о чем не волноваться; сказал, что мой отец отправил ему страницу со старинным произведением, после того, как погиб Мэтью. И именно этот лист Патрик использовал для торговли. Он также сказал, что всегда планировал применить его для моего блага.

- Мы прошли на кухню. Патрик надеялся, что грохот, издаваемый установкой для сжигания отходов, заглушит все остальные звуки. Мы встали так, чтобы быть вне поля зрения порта. Ну, вот. Так он и начал учить меня сортировать – большей частью не разговаривая, а только показывая мне. Я прятал скрайб вместе с компасом в своей комнате.

- Но в тот день, когда чиновники отбирали все наши артефакты, - говорю я. – Где ты спрятал его тогда?

- Когда они пришли, я уже обменял скрайб, - поясняет он. – На тот стих, что подарил тебе на день рождения. – Он улыбается, его глаза снова со мной. Со мной, здесь, в Отдаленных провинциях. Как же далеко мы зашли.

- Кай, - шепчу я. – Это было очень опасно. Что, если бы они поймали тебя с этим стихотворением?

Кай улыбается. – Даже тогда ты спасла меня. Если бы на том холме ты не рассказала мне строчки из Томаса, я бы ни за что не отправился к архивистам и не обменял скрайб на стихотворение к твоему дню рождения. И нас с Патриком поймали бы. Гораздо легче было спрятать один лист бумаги, чем целый скрайб. – Он ласково проводит рукой по моей щеке. – Благодаря тебе, в доме не оказалось ничего, что можно было отобрать, когда они пришли. Компас я тебе уже отдал тогда.

Я крепко обнимаю его. Им нечего было отобрать, потому что он уже все отдал и обменял, ради меня. Некоторое время мы храним молчание.

Затем, чуть отстранившись, он указывает на страницу открытой книги. – Здесь, - говорит он. – Река. Это одно из тех слов, что нам нужно, – то, как он произносит это, как двигаются его губы и звучит голос, вызывает во мне желание оставить эти бумаги и провести остаток дней в пещере, или в одном из тех домишек, или в низине у реки, пытаясь лишь разгадать тайну Кая.

¹Эмили Дикинсон – Недосягаем ты, пер. А. Кудрявицкий

Глава 35. Кай

Когда я начинаю переворачивать страницы историй фермеров, на память приходит моя собственная история. Вспыхивает, подобно молнии снаружи пещеры. Яркая. Быстрая. Не могу понять, вижу ли я в эти мгновения больше или, наоборот, ослеплен. Дождь льет как из ведра, и я представляю, что река выходит из берегов и заливает все кругом. Набегает на камень с высеченным на нем именем Сары и обнажает ее кости.

Во мне поднимается паника. Я не могу попасть в ловушку в этом месте. Не могу, подобравшись так близко, потерять свободу и умереть.

Я нахожу записную книжку с разлинованными страницами, покрытыми детскими каракулями. S. S. S. Тяжелая буква для начального изучения алфавита. Не дочь ли Хантера писала это?

- Думаю, ты уже достаточно взрослый, - сказал отец, передавая мне веточку тополя, которую прихватил с собой на обратном пути из Каньона. Другой веточкой он начертил знак в грязи, оставшейся после вчерашнего дождя. – Смотри, чему я научился, находясь в ущельях. К. Вот так начинается твое имя. Они сказали, что сначала нужно научить человека писать свое имя. Таким образом, даже если он не научится писать ничего другого, у него всегда будет что-то в запасе.

Позже отец сказал, что собирается учить и других детей.

- Зачем? – спросил я. Мне было пять лет, и я не желал, чтобы он учил еще кого-то.

Он знал, о чем я думал. – Тебя делает привлекательным не умение писать, - сказал он, - а то, что именно ты напишешь.

- Но если каждый будет уметь писать, я уже не буду особенным, - упорствовал я.

- Это не единственная вещь, имеющая значение в нашей жизни, - наставлял меня отец.

- Но ты же хочешь быть особенным, - продолжал я. Даже тогда я понимал. – Ты хочешь быть Лоцманом.

- Я хочу быть Лоцманом, потому что так смогу помогать людям, - ответил отец.

Я кивал в ответ, и я верил ему. И думал, что он тоже верил в собственные силы.

Другое воспоминание приходит на ум: я носился с запиской от отца по нашей деревне, забегая в каждый дом, чтобы все имели возможность прочитать, что там написано. На листке сообщалось время и место следующего собрания, и, как только я вернулся домой, отец тут же сжег эту бумагу.

- О чем вы будете говорить на этом собрании? – спросил я у отца.

- Фермеры снова отказались присоединиться к Восстанию, - ответил он.

- Что ты будешь делать? – поинтересовалась мама.

Фермеры нравились отцу. Они, а не повстанцы, научили его писать. Но Восстание первым наладило с ним контакт, еще до того, как нас реклассифицировали. Они планировали сражаться, а отец любил сражения. – Я останусь верен Восстанию, - ответил он. – Но по-прежнему буду вести торговлю с фермерами.