Сплетня

«Тогда все было совсем по-другому, – сказала Маргарет. – Другой мир. Все мы, ребятишки, играли на улице. Наши мамы полдня не знали, где мы носимся. Мы забирались в дома, предназначенные под снос, что, наверно, было настоящим адом для мам и пап, но нам, детям, нравилось. Это казалось одной большой игровой площадкой для приключений».

Множество викторианских террасных жилых домов сносилось в 1960-е годы, чтобы освободить место для бетонных башен. Хроническая нищета, лишения и безработица – вот мир, в котором росла Салли Макгоуэн.

«Но все это было в порядке вещей, – продолжила Маргарет. – Мы вовсе не осознавали, что в чем-то обделены. Мы были просто детьми, играли на улице. А затем вдруг все изменилось. Я до сих пор помню эту кровь. То, как она вытекала из него, окрашивая рубашку в красный цвет. То, как она пузырилась вокруг ножа. И его глаза. Его голубенькие глазки. Я сразу поняла, что он мертв, едва заглянув в них».

На вопрос о ее реакции на недавнее распоряжение о пожизненной анонимности, предоставленной Макгоуэн, Маргарет ответила:

«Это ведь неправильно, после всего, что она натворила, разве нет? То есть я знаю, что дома ей было несладко, но многие дети страдали не меньше, и они не сделали того, что она. У меня сердце болит за семью Робби. И эта годовщина, должно быть, снова всколыхнула в их душе весь этот ужас».

Я кидаю взгляд на часы. Черт! Уже почти четверть четвертого – время забирать Альфи.

Схватив сумку, я просовываю ноги в кроссовки, не развязывая шнурков, и открываю входную дверь. Не могу поверить, что потратила столько времени впустую на возню в Интернете – и теперь не успеваю сделать хоть какие-то заметки для сегодняшнего вечернего Книжного клуба.

Альфи первым выходит из класса, его вьющиеся волосы влажные от пота.

– Где это ты так запарился?

– На физкультуре, – отвечает он. – Я забрался на самый верх рамы для лазанья!

Я не знаю, что чувствую, когда он взбирается на одну из этих штуковин. Когда я была маленькой, в школе на меня напирала одна чересчур ретивая учительница начальных классов, настаивая, чтобы я влезла выше, чем мне бы хотелось, и дело кончилось тем, что я свалилась спиной на маты – да так, что еле могла дышать. Я думала, что умираю. Но я не собираюсь сбивать настрой Альфи. Он явно не такой неуклюжий и раскоординированный, какой я была в детстве и остаюсь до сих пор. Альфи по-настоящему любит спортивные занятия.

– Ух ты! – восхищаюсь я. – Это очень смело!

– Лиам и Джейк сказали, что я выпендриваюсь, а Джейк еще наябедничал мисс Уильямс, что я толкнул его, а я не толкался!

О, нет. Это должен быть новый старт. Новая школа, новые друзья. Я не вынесу, если его опять станут травить. Это одна из причин, по которым я вернулась сюда, – основная. Это и чувство вины за то, что я работала слишком много и была вынуждена полагаться на няню.

Альфи пинает камень.

– Джейк всегда говорит гадости.

Джейк Хантер. Сын Кэти. Яблочко от яблони недалеко падает. Я стискиваю горячую ладошку Альфи.

– Он, наверно, просто завидует, что ты лазаешь лучше него.

Альфи тянет меня за руку:

– А бабушка придет сегодня вечером?

– Конечно. И принесет кексы.

Альфи улыбается и бьет кулаком по воздуху. Мои плечи расслабляются. Возможно, эта стычка с Джейком Хантером не настолько ужасна, если сын смог так быстро о ней забыть. Конечно, большое подспорье, что моя мама всегда неподалеку. Не говоря уж о пляже. Это было определенно правильным решением – покинуть Лондон и переехать сюда. Хотя мне и пришлось распрощаться со своей милой маленькой квартиркой, хорошо оплачиваемой работой, друзьями (слава богу, есть «Фейсбук») и… ну, в сущности, со всей прежней жизнью. Но если у вас есть ребенок – это все меняет. А когда он несчастлив, вы сделаете все возможное, чтобы заставить его вновь улыбнуться.

До появления Альфи у меня не было никаких отношений в течение нескольких лет, и меня это ничуть не заботило. Я проделала карьерный путь наверх, получив должность менеджера по аренде жилья в крупном агентстве недвижимости Южного Лондона. Я ездила на серебристой «Ауди А3» и жила на первом этаже в небольшой, но шикарной квартире, оформленной в духе минимализма – сплошные четкие линии и правильные формы. А мои кулинарные навыки не распространялись на что-то большее, чем разогретый в микроволновке готовый обед из супермаркета.

А затем я сошлась с Майклом Льюисом, моим старым приятелем по университету. Эти отношения обещали быть мимолетными и необременительными. Майкл – журналист-расследователь, а это не совсем то занятие, которое сочетается с размеренной семейной жизнью, и, признаться, я тоже наслаждалась своей независимостью. Мы стали – как бы это назвать? – «друзьями с особыми привилегиями». Лишь одного мы не предугадали – что «привилегии» превратятся в Альфи.

Никогда не забуду мамино лицо, когда я все ей рассказала. Не знаю, что оказалось для нее большим шоком: то, что я беременна, или то, что Майкл – черный.