Сплетница

Девятиклассница Дженни Хамфри только открывала рот, глядя вместе с соседкой в тексты гимна, которые она по поручению директрисы все лето выводила своим великолепным почерком. Получилась красота. Еще три года — и Институт искусства и дизайна будет счастлив видеть ее своей студенткой. И все же Дженни слегка стеснялась, когда все открывали ее тексты, и не могла петь вслух. Слишком это было хвастливо: «Смотрите, я пою гимны, которые вывели сама! Какая я крутая!»

Дженни предпочитала оставаться незаметной. Она была кудрявой, худенькой и маленькой, и для нее это не составляло труда. И было бы еще проще, если бы ее бюст не был таким огромным. В четырнадцать лет Дженни носила бюстгальтер четвертого размера.

Только представьте.

Слышен ко-олокольцев звон —
В Вифлееме Иисус рожден!

Дженни стояла с краю ряда, у самого окна, выходящего на Девяносто третью улицу. Внезапно что-то привлекло ее внимание. Развевающиеся светлые волосы. Приталенное пальто от Burberry. Потертые замшевые ботинки. Новая бордовая школьная форма — странный выбор, но на девушке она смотрелась что надо. Девушка была похожа на.… Этого не могло быть… неужели…. Да нет!.. Или да?

Да.

Секундой позже Серена Ван дер Вудсен распахнула тяжелую деревянную дверь актового зала и замерла, высматривая класс. Она запыхалась, волосы разметались по плечам. Щеки раскраснелись, глаза горели — всю дорогу она бежала без остановки. Она казалась еще более совершенной, чем помнила Дженни.

— О господи, — шепнула в последнем ряду Кати. — Ее что, одели в приюте для бездомных?

— Даже не причесалась, — хихикнула Изабель. — Интересно, где она провела эту ночь?

Миссис Видс яростно взяла последний аккорд.

Миссис М прокашлялась.

— А теперь минута молчания в память о тех, кому повезло меньше нас. Отдельно почтим коренных жителей Америки, убитых во время завоевания. Мы просим вас не держать на нас зла за вчерашнее празднование Дня Колумба, — сказала она.

Ученицы притихли. Почти все.

— Смотри, она сложила руки на животе. Думаю, она беременна, — шепнула Изабель Котс Рейн Хоффстеттер. — Только беременные складывают руки на животе.

— Может, она утром ходила на аборт. Потому и опоздала, — шепнула Рейн в ответ.

— Отец жертвует деньги наркологической клинике, — сказала Кати Лауре Сэлмон. — Я спрошу у него, не лечилась ли там Серена. Наверняка потому-то она и вернулась в середине семестра. Лечилась.

— А я слышала, в пансионах мешают «Комет» с корицей и растворимым кофе, чтобы нюхать. Эффект, как от кокаина, только, если подсесть, начинает зеленеть кожа, — встряла Никки Баттон. — Потом человек слепнет и умирает.

Блэр услышала обрывки сплетен и довольно улыбнулась.

Миссис М обернулась и кивнула Серене.

— Девочки, давайте поздравим нашу дорогую Серену Ван дер Вудсен с возвращением. Сегодня Серена приступит к учебе в выпускном классе. — Миссис М улыбнулась: — Присаживайся, Серена.

Серена легко спустилась вниз по центральному проходу зала и села на свободное место рядом с второклассницей Лизой Сикс, которая постоянно ковыряла в носу.

Дженни едва удавалось сдержать ликование. Серена Ван дер Вудсен! Здесь, в одном зале с ней, всего в нескольких шагах. Настоящая. И такая взрослая.

«Интересно, сколько раз она делала ЭТО?» — подумала про себя Дженни.

Она представила себе Серену в объятиях блондина из пансиона «Гановер». Они прислонились к стволу огромного старого дерева, блондин набросил ей на плечи свою куртку. Серена убежала из спальни без пальто. Ей очень холодно, в ее волосах смола, но она ни о чем не жалеет. Затем Дженни представила себе Серену уже с другим парнем на лыжном подъемнике. Подъемник застопорило, и Серена прильнула к своему другу, чтобы согреться. Они начали целоваться и не смогли остановиться. Затем подъемник заработал, но их лыжи запутались, и им пришлось сделать еще один круг на подъемнике, и они снова занялись этим.

«Вот круто!» — думала Дженни.

Положа руку на сердце Серена Ван дер Вудсен была самой потрясающей девушкой на всем белом свете. Гораздо круче любой другой выпускницы. Только она могла себе позволить явится в школу в середине семестра, с опозданием, да еще и в таком виде.

Как бы богат и знаменит не был человек, жизнь в пансионе накладывает свой отпечаток неприкаянности. Серена казалась идеалом неприкаянности.

Она не была у парикмахера уже год. Накануне ее волосы были собраны в хвост, но теперь распустились по плечам и выглядели растрепанными. Белая мужская рубашка протерлась на воротнике и манжетах. Через ткань просвечивался фиолетовый кружевной лифчик. На ее ногах были старые коричневые ботинки на шнуровке, на черных колготках чуть ниже колена поползла зловещая стрелка. Что самое мерзкое, ей пришлось купить новую форму — старую она отправила в мусорный бак, когда собиралась в пансион. И эта новая форма бросалась в глаза прежде всего.