— Папа сказал, что ты работаешь в «Пистолс Питс»?
— Так и есть. Вот почему мне нужно поспать. — Я отгоняю его рукой, как надоевшую птицу.
Он усмехается.
— Мило. Увидимся там. Я ни за что не пропущу, как моя старшая сестра обслуживает кучу пьяных горных членов. В котором часу?
Матрас снова прогибается, и звук открывающихся занавесок над моей кроватью вызывает у меня желание швырнуть чем-нибудь в брата.
— Ты сказал, что я могу поспать. Зашторь их…
— Мне пора, мой парень здесь.
Его тяжелые шаги начинают удаляться.
Я вскакиваю с кровати и раздвигаю занавески. Должно быть, он замечает быстрое движение, пока стоит, прислонившись к грузовику моего брата, а его глаза мгновенно находят мои.
Я хочу улыбнуться и помахать рукой, сделать что-нибудь дружелюбное, что угодно, чтобы стереть это пустое выражение с его прекрасного лица. По спине пробегает холодок, а в носу все еще жжет от вдоха холодной воды. Он съеживается, как будто может прочитать мои мысли, и выражение его лица меняется с пустого на обиженное. Мои руки тянутся утешить его, но я качаю головой, задергиваю занавеску и падаю обратно в безопасный, теплый кокон своей кровати.
Лукас
Я не могу оторвать глаз от окна. Как будто если буду смотреть на него достаточно пристально, то снова смогу увидеть лицо Шайен. Не то, чтобы мне действительно нужно было ее видеть, чтобы увидеть. Эти светлые глаза, черные волосы и губы — главные звезды в каждом моем сне с тех пор, как мы встретились. Каждый раз, когда мои мысли блуждают где-то далеко, она ждет меня там.
Я одержим.
Поглощен.
Совершенно влюблен.
Но этот взгляд, ее губы сжимаются в тонкую линию, челюсть напряжена, а брови сходятся вместе. Это лицо из окна, боль, искажающая ее великолепные черты, и именно я вкладываю эту боль туда.
— Эй, Лукас! — Коди бежит ко мне от парадной двери дома Шайен. — Спасибо за помощь.
— Нет проблем. — Я прочищаю горло. — Что случилось?
О
Он указывает головой, чтобы я залез в грузовик. Так и делаю, и он следует за мной, заводя машину и отъезжая от дома.
— Думаю, они разорили это место.
Мои глаза остаются прикованными к окну Шайен, надеясь, как наркоман, что получу еще одну дозу, прежде чем мы отъедем. Но даже занавески не двигаются.
— Мы это проверим, а если понадобится, позвоним Остину.
Я отвожу взгляд от окна и поворачиваюсь к нему.
— Шерифу?
— Да, нам нужно подать заявление.
Я с трудом сглатываю, нервы заставляют меня вспотеть даже в пятнадцатиградусную погоду.
Я потираю виски, все еще удивляясь, даже после стольких лет, насколько безумно это звучит.
— Голова болит?
— Нет.
— Так не пойдет.
Я в замешательстве смотрю на него.
Он усмехается.
— Просто говорю, что у чувака твоего возраста, холостяка, субботним утром должно быть адское похмелье. Вечера пятницы — для выпивки, братанов и шлюх.
— О… — я открываю рот, чтобы сказать ему, что вчера был на улице и целовался с его сестрой. С языком. Но меняю решение и держу рот на замке.
— Сегодня вечером. Мы идем в бар. Тебе нужно расслабиться.
Я качаю головой, мысль о том, чтобы быть в баре с Коди, заставляет меня хотеть выброситься из грузовика.
— Нет, спасибо, я не…
— Нет. Я не приму «нет» в качестве ответа. Ты здесь уже два месяца. Сколько раз ты выходил из дома?
— Ни одного.
Он переводит взгляд на меня.
— Что? Но ведь ты в баре разукрасил этого придурка Дастина, верно?
— А, точно. Значит, однажды.
Он приподнимает бровь.
— Один раз за два месяца? Что, черт возьми, с тобой происходит?
Моя кожа покрывается потом, и я опускаю окно, чтобы освободиться от удушающего напряжения в кабине.
— Как бы то ни было, я вытащу тебя сегодня вечером.
— Я не…