— Нет, я не собираюсь убегать. — Я поднимаюсь и встаю, и впервые за все время вижу вспышку страха в глазах Гейджа. — Счастлива ли я? — я делаю шаг к нему, и его руки сжимаются в кулаки по бокам. — Ты сможешь принять
Он не отвечает устно, но наклоняет голову.
— Эта сука заслужила смерть, и никто не может лучше доставить ей вечность в аду, чем ты.
Гейдж
Никогда в жизни я не был потрясен до глубины души.
Я видел столько, был свидетелем пыток детей, испытал боль и психическое насилие, которые не мог представить ни один человек. Был изгнан, обращен в мусор и оплеван единственным человеком в мире, который должен защищать меня.
Я никогда не теряю голову. Всегда держу все под контролем. Но когда я широко раскрытыми глазами смотрю в полный ненависти взгляд женщины передо мной, то чувствую себя глупо.
Совершенно неспособным на ответ.
Она не только не ненавидит меня, не осуждает и не жалеет… но и поддерживает меня. Сама по себе эта концепция безумна. Такие женщины, как Шайен, с ее большим сердцем и нежной душой, должны воспринимать меня как чуму. Бежать, спасая свою жизнь, и никогда не оглядываться назад. Тот факт, что она оголяет мою душу и оставляет беззащитным, шокирует.
— Расскажи мне остальную часть истории, Гейдж. — Она крадется ко мне, и я делаю глубокий вдох. — Ту часть, которую знаешь только ты. Ту часть, о которой ты никогда не хотел, чтобы Лукас узнал.
— Я… я не могу.
Она придвигается ближе.
— Она убила твоих братьев и сестру?
Черные вспышки взрываются перед моими глазами, и беспомощность наполняет мою грудь.
Я поднимаю руку, чтобы остановить ее наступление как физически, так и словами.
— Прекрати!
Ее красивые глаза сужаются.
— Ты был там и взял на себя ответственность, чтобы защитить Лукаса. Тот день, должно быть, был хуже других. Откуда взялся пистолет?
Я зажмуриваю глаза, борясь с чернотой.
— Я не… я не могу…
— Ты можешь доверять мне. На каком-то уровне ты знаешь, что можешь. Не сопротивляйся этому. Поговори со мной.
Туннельное зрение сжимается. У меня кружится голова, и я присаживаюсь на корточки, чтобы обхватить голову руками.
— Не понимаю, что ты делаешь, но просто… остановись. — Я нажимаю на виски в попытке отодвинуть надвигающуюся темноту.
— Что произошло в тот день, когда ты убил свою мать, Гейдж? Скажи мне!
Жалкий крик вырывается из моего горла.
Занавес опускается.
Глава 30
Шайен
Гейдж уходит.
Только что он был здесь, а в следующее мгновение его глаза закрываются, а мышцы расслаблены. Я обнимаю его, не уверенная в том, кого держу.
Я пытаюсь успокоить мужчину в своих объятиях, его большое тело прислоняется ко мне, как будто он теряет все свои силы. Проигрывает бой. Моя грудь болит, а сердце полностью уничтожено из-за этого ужасно сломленного мальчика.
Три слова звучат у меня в голове так же отчетливо, как мое собственное имя.
Их обоих.
Боже, и разве это не то, чего им не хватает всю жизнь? Именно отсутствие любви делает их настороженными. Мысль о том, что они недостойны безусловной привязанности, сдерживает их. Каждой частичкой своего существа я хочу исправить это, доказать им, что они исключительны. Я не хочу их исправлять, просить помощи у Лукаса с намерением избавить его от Гейджа; это только подтвердило бы то, во что они уже верят. Что им нужно, так это верить в свою ценность не тогда, когда они могли бы стать кем-то, а что они ценны сейчас, теми, кем они являются.
В моей душе воцаряется хаос, пока я пытаюсь понять, что это значит. Что значит любить того, у кого никогда не было шанса на нормальную жизнь. Он настолько эмоционально разрушен, что даже не может распознать любовь.
Видения вспыхивают перед моими глазами. Лукас вырезает кусок дерева у реки, а маленький мальчик смотрит на него с благоговением и широкой улыбкой на лице. Я наблюдаю с крыльца, положив на раздутый живот руки, с золотым ободком на пальце. Моя мама улыбается мне с небес, улыбается, потому что она всегда знала, что я предназначена для больших дел, и эти большие дела не имеют ничего общего с моими карьерными целями.
Я предназначена для этого. Любить того, кого нельзя любить.
Чувство правоты переполняет меня.
Принимая каждую частичку любви, которую изливали на меня мои родители, я покрываю ею Лукаса. Принимаю его, всего его, вместе с прошлым. Даже глубины ада и всех его демонов. Я обнимаю его крепче, не желая отпускать Лукаса теперь, когда он наконец обретает покой. Ветер тихо стонет в кронах деревьев, и я закрываю глаза, впервые чувствуя, что нахожусь именно там, где мое место.
Внезапно его тело застывает в моих руках. А дыхание меняется от сна и спокойствия к панике.
— Шай?
Я выдыхаю, и мои мышцы расслабляются от робкого и смущенного тона его голоса.
— Привет, Лукас.