Шевельнулась и затихла, задавленная привычным уже цинизмом. За последнее время въевшимся если не в голову, то в кровь точно. И собрав в кулак остатки самообладания и спокойствия, я медленно прошла в коридор. Невольно морщась на каждую новую, совсем уж не мелодичную трель.
Краем сознания отмечая, что звонок пора бы сменить. Вместе с квартирой, районом и городом. И жизнью, да.
Щёлкнув замком, я распахнула дверь, намереваясь быстро распрощаться с внезапным визитёром. И застыла, недоумённо хлопая глазами. Глядя на невысокую, миниатюрную женщину, в окружении старших близнецов и Лерки, бережно державшей её под локоть.
Мелкая зыркнула на меня виновато и насуплено, но промолчала, опустив взгляд на пол лестничной клетки. Кир с Данькой только упрямо вздернули подбородок, крепко сжимая кулаки и явно намереваясь довести всё до конца. Чтобы они там не задумали.
— Эм… — глубокомысленно выдала, проведя руками по спутанным волосам и одёрнув край старой футболки. Чувствуя странное смущение и неловкость перед незнакомой мне женщиной.
Смотревшей удивительно понимающе и мягко. Слишком понимающе. Так, что глупое сердце вновь заполошно застучало об рёбра, напоминая о своём существовании. Заставив меня недовольно поморщиться и машинально потереть ключицу.
Мы стояли, молча разглядывая друг друга ещё минут пять. Я ёжилась, не замечая, как тянет по полу и как замёрзли ноги. Хан тихо тявкал с кухни, а мальчишки молчали. Только сверлили меня умоляющими взглядами, но молчали.
Первой не выдержала Лерка. Громко шмыгнув носом, она тихо спросила, шаркнув кончиком кед по потёртой плитке пола:
— Мы это… Зайдём? Поговорить нужно.
Ещё пару мгновений я пыталась осмыслить вопрос, отмечая, как похожи эта женщина и мой невыносимый байкер. Улыбка, ямочки на щеках, глаза. Неуловимо, но так сильно, что трудно не заметить. И чем больше смотрела, чем больше сходства находила, тем сложнее становилось держать себя в руках. Пока я, наконец, не выдохнула, махнув рукой и отворачиваясь:
— Заходите… Чувствуйте себя, как дома.
И, не дожидаясь реакции, вернулась на кухню. Переступив через осколки чашки на полу и, в который уже раз, забираясь с ногами на табуретку. Обхватив себя руками за плечи и уставившись на чистый, как и раньше стол. Подавив предательскую дрожь от привычного, звонкого, командного тона Лерки. С очень уж похожими интонациями…
— Простите… Можно? — тихий голос разрушил моё хрупкое одиночество. Подняв взгляд, я вновь отметила, насколько же похожи Леша и эта женщина. Какая она хрупкая в простых джинсах и тонком, но явно тёплом свитере.
И как странно она напряжена, даже сейчас, стоя посреди моей кухни в смешных, домашних тапочках-зайцах.
— Мой дом — ваш дом, — горький яд в моём голосе прорвался против моей воли. Но и как-то исправляться я не спешила, опуская взгляд на дрожащие пальцы и глотая сухие рыдания. Пытаясь всеми силами сдержать рвущуюся наружу истерику. Болезненную, в своей бесполезности.
И от этого ещё более отчаянную. Особенно, когда затылка коснулись тонкие, такие же дрожащие, как у меня пальцы. Зарываясь в волосы, притягивая ближе. Заставляя уткнуться в чужую грудь. Обнимая за плечи, обдавая лёгким, цветочным запахом духов. В который так внезапно и так желанно вмешался аромат знакомого одеколона. Пряный, тёплый, чуть древесный. Такой… Его.
— Тише, — голос женщины был полон чего-то большего, чем понимание. Чего-то давно забытого, потерянного в веренице дел и обязанностей. Чего-то так похожего на материнское тепло, что я… Я…
Не выдержала и разревелась. Крепче сжимая её в объятиях. Стыдливо пряча лицо в мягко, тёмной ткани не зная, как успокоиться, как остановиться. Вздрагивая под нежными прикосновениями рук, глотая слова и предложения. Чувствуя, как отпускает тугая пружина напряжения, как мир перестаёт делиться на чёрное и белое и становится чуть легче дышать. Чувствуя себя…
Любимой и нужной?
— Всё будет хорошо, — в голосе был тщательно подавляемый страх и желание помочь. Тело под моими руками было напряжено, но не пыталось отстраниться. А сунувшуюся, было, на кухню Лерку отослали нервным движением руки, продолжая гладить меня по спутанным волосам.
Давая возможность успокоиться. Впервые за всё это время. И отпуская, только когда я тихо, смущённо кашлянула, чувствуя, как щёки начинают гореть от стыдливого румянца. Только тогда женщина наклонилась, коснувшись губами моего затылка, и отступила в сторону, неловко обогнув лужу кофе и устроившись на второй табуретке. Чинно сложив руки на коленях и разглядывая собственный маникюр.
— Простите… — кашлянув, тихо протянула, чувствуя, как повышается градус неловкости, а вокруг воздух начинает звенеть от напряжения. — Ко… — снова прокашлявшись, я сглотнула и повторила попытку. — Кофе или чай?
— Чай, если можно, — так же тихо откликнулась гостья, перебирая пальцами тонкую цепочку на запястье.