Хмыкнула, оглядев с ног до головы изрядно постаревшего, но не утратившего тяжёлой, мужской красоты родителя. Высокий, крепкий, сильный. Широкие плечи и мягкие, плавные движения, не лишённые своей особой грации. Не смазливая, приятная такая… Сурово-нордическая внешность. Сделавшая нас ещё более непохожими друг на друга.
Мы с братьями были поголовно черноволосыми, переняв от отца лишь отдельные черты. И то, исключительно характера. В остальном мы все пошли в мать, вот такая вот шутка генетического уровня.
Потёрла шею, уже почти привычно отодвигая все эмоции и чувства на задний план, хотя заглушить острую детскую обиду так толком никогда и не удавалось. Особенно ярко она вспыхивала на явление очередной любовницы. С ними лично я никогда не спорила и не боролась. Просто вызывала наряд полиции и дамы отправлялись восвояси, засунув свои великие планы куда подальше. Иногда они уходили тихо, иногда с боем и с самой натуральной дракой, устраивая целое представление для соседей. И только потом, в своей комнате, я позволяла той самой обиде взять верх и ревела в подушку от души.
В который уже раз понимая, что с отцом у нас нет ничего, кроме чисто номинальных отношений. Больше похожих на обычную такую сделку, чем на настоящие семейные узы. Что, в общем-то, не мешало нам быть достаточно вежливыми в обычное время, пока родитель не начинал пытаться меня воспитывать и читать мораль.
— Надолго? — наконец выдала я, нарушив затянувшееся молчание. Стянула рюкзак со спины и бросила его на пуфик у стены.
— Не знаю, — чуть помедлив, откликнулся родитель. Вот уж в чём в чём, а в честности он всегда был лучшим. Не врал, не юлил и всегда чётко расставлял приоритеты.
Хоть что-то хорошее, не так ли?
— Один? — я кивнула головой на вторую пару обуви. Совершенно неуместную, учитывая, что это были милые такие лодочки, которые я не одену даже под страхом смерти. А других женщин в нашей квартире давно уже не бывало.
Отец промолчал, не ответив, а в груди шевельнулось очень нехорошее предчувствие, от которого в горле пересохло и сердце пропустило удар. Потому как взгляд у него был лишь слегка виноватый и слишком решительный. Адская смесь, на самом-то деле. Особенно в узких рамках одной конкретной семьи.
Вот только прежде, чем я успела рот открыть, со стороны кухни раздалось ласковое, звонкое и от этого особо противное щебетание: (200cf)
— Дорогой, кто там пришёл?
А следом за голосом в коридоре нарисовалась и его обладательница. Я только и смогла, что беззвучно выдохнуть «Твою ж мать…», глядя на эту даму. Ей было чуть-чуть за сорок и она была, в общем-то, довольно приятна внешне. Если бы не смотрела на меня с такой искусственной, хорошо поставленной улыбкой. Больше похожей на оскал самой настоящей акулы. Не суливший нам, в ближайшем будущем, ничего хорошего. Ну вот совершенно ничего хорошего…
Интересно, вопрос, где ж я так согрешила, можно уже считать риторическим?
Глава 8
Если бы Лерку спросили, в чём её супер способность…
Она бы непременно встала в пафосную позу, забравшись на ближайший стул. И приложив руку к трепещущей груди, закатив глаза, поведала бы миру, что её супер-сила заключается в супер-чутье. Чутье на грядущие неприятности и нагрянувший в гости писец.
Да-да, именно что через буковку «и» и именно, что тот самый, что губит любые инициативы на корню и рушит великие планы по захвату мира. И если на мир, Лерке, было начхать, то в остальном было как-то обидно. Особенно, когда в ответ на очередное предложение встретиться, братья Снегирёвы отреагировали завуалированным посылом на хутор бабочек ловить. Милым таким, нежным, но всё равно обидным. Хотя любопытство всё же было сильнее. Потому что…
Серьёзно? Тотальный игнор в течение целой недели? Куда это они успели влезть, а она об этом ни сном, ни духом?!
— Ла-а-дно, — недовольно протянув, девчонка спрятала телефон в карман толстовки и зло зыркнула на бдительную училку по математике. Та коршуном вилась среди рядов, выискивая шпаргалки и прочую лабудень, особое внимание уделяя любимой всеми тунеядцами Камчатке.
Где Ярмолина и устроилась во всей своей красе, обложившись учебниками, тетрадками и сумкой. В вялой надежде доспать оставшиеся часов цать своего законного утреннего сна на скучной контрольной. Надежда, к слову, была бабой надёжной, страдала до последнего. Но услышав пятый вопль «Ярмолина, не спать!» за последние десять минут, предпочла самостоятельно упокоиться с миром.
А похороны ей организовала всё та же математичка, умудрившись застрять на добрые пять минут рядом с Леркиной партой. Та, наградив училку взглядом маньяка-садиста со стажем и мысленно пожелав ей энное количество кнопок на стуле, уткнулась носом в тетрадь. Изредка кося взглядом на предательски молчавший телефон. И гадая, что ж такого могло приключиться…
И как она это проворонила-то?!