Сплюшка или Белоснежка для Ганнибала Лектора (СИ)

Моя улыбка стала чуть шире. Нервно постукивая пальцами по столешнице, я могла бы поклясться, что чувствую на языке горечь от несбывшихся надежд. Как бы пафосно и сопливо это не звучало, ага. Нет, это было бы смешно, если бы не было так грустно. Ведь я каждый раз, каждый чёртовый раз вставала на одни и те же грабли. Прощала ему все выходки, вытирала слёзы, обижалась и тщательно скрывала эту самую обиду ото всех. И всё равно надеялась на то, что однажды он исправиться. Однажды всё наладиться. Однажды…

Однажды всё будет как в сказке. Как в страшной-страшной сказке с несчастливым концом. А может, теперь всё действительно будет хорошо.

— Я? — притворно удивившись, я склонила голову набок, прикрыв глаза на мгновение, когда Ярмолин, не обращая на зрителей ровным счётом никакого внимания, мягко коснулся губами моего виска. И продолжил подпирать стену, игнорируя зазывные взгляды Ниночки и с неизменной вежливой улыбкой погладывая на моего отца.

— Нет, папа, — аккуратно взяв в руки ложку, я принялась бездумно размешивать сахар в кружке. Даже не задумываясь о том, есть он там или нет. Не до того мне как-то было, лишь бы руки чем-то занять, скрывая собственную нервозность. — Мне тебе сказать нечего. Со-вер-шен-но. Мне другое интересно… Папа. И я очень, очень хочу об этом спросить!

Выдержав небольшую паузу, я зажмурилась и потерла переносицу. После чего всё-таки озвучила свой вопрос, глядя прямо в глаза этому, некогда такому родному человеку:

— Кто ты такой, чтобы поднимать руку на детей? Кто дал тебе на это хоть какое-то право, а?!

Вот всё равно, как бы я не старалась, а голос дал петуха и я только чудом не начала орать. Отец же на мою тираду лишь откровенно поморщился, без труда догадавшись, о чём идёт речь. И, взмахом руки пресекая попытку своей пассии вмешаться в разговор, мягким, нравоучительным тоном заметил:

— Наташ, если ты не забыла, я ваш отец. И мне лучше знать, как воспитывать своих детей.

Чтобы не сорваться и не наговорить ничего лишнего, я прикусила щёку изнутри, усилием воли заставив себя успокоиться. Сделала пару глубоких вдохов, и, не выдержав таки, громко, надрывно рассмеялась, качая головой:

— Отец? Детей? Воспитывать?! — ещё раз громко хохотнув, я едко поинтересовалась, постукивая ложечкой по краю чашки. — А где ж тебя носило, отец, когда я оставалась один на один с четырьмя мальчишками на руках? А? Где ж тебя носило, когда они болели или дрались? Или лезли в неприятности, чтобы отчаянно пытаться самостоятельно выбраться из них? Где ж ты был, папочка, когда я не знала, как достать лишнюю копейку, работая в таких дырах, которые тебе и не снились? По стране катался с комфортом? Баб коллекционировал? Или что?!

— Наталья, не груби мне. Я всегда давал вам денег. Всегда!

— О да, давал, — мой голос сочился сарказмом, хотя я и признавала очевидные факты. Криво улыбнувшись, бездумно потерлась щекой о пальцы блондина, мягко погладившие меня по щеке. Перехватив его руку, я благодарно сжала её холодными пальцами и холодно продолжила, вновь уставившись на отца. — Ровно столько, сколько нужно, чтобы оплатить квартиру и продуктов купить. На пару недель! Знаешь, может, я тебе Америку открою, есть мы хотим постоянно, а не две недели в месяц. А ещё нам надо одеваться, обуваться и, о боже, учиться! Платить за садик, за кружки, курсы, секции. За лечение, если оно должно быть срочным и нужно прямо сейчас! И баловать, да. Детей, папа, нужно хоть иногда баловать. Подарки им дарить, покупать игрушки и тратиться на компьютер, планшет и телефон. И знаешь, это не прихоть, это суровая, блин, необходимость! Чтобы я могла точно знать, где они и что с ними!

Резко выдохнув, я криво улыбнулась, покачав головой. И поинтересовалась невинным таким тоном:

— Так, какие ты там деньги давал? И сильно они мне помогали? Или как?

Ниночка что-то пробормотала себе под нос, явно нелицеприятное и исключительно в мой адрес. Но лезть не стала, умолкнув под суровым взглядом отца. Он же глубоко вздохнул и…

— Я ваш отец. Нравится тебе это или нет, но я имею право жить в этой квартире. Она принадлежит мне точно так же, как и вам! — кулак, врезавшийся в холодильник, оставил на белом, ударопрочном пластике внушительную вмятину.

Я вздрогнула, невольно отодвинувшись назад и чуть не грохнувшись с табуретки. Родитель же гневно сузил глаза, смерив меня таким взглядом, что вдоль позвоночника прошла липкая волна самого настоящего страха. Даже, можно сказать, что эта внезапная вспышка ярости напугала меня до дрожи в коленях.

Только вот остановиться я уже не могла. И не хотела, честно говоря. Если я и сейчас промолчу, этот вопрос так никогда и не решится. А рисковать здоровьем своих братьев я больше не собиралась, совершенно.