Сплошная скука. Реквием по шалаве

Тодоров покорно начинает свое устное изложение, однако сообщает лишь известные мне факты: контакт с торговым представительством, контакт с фирмой «Универсаль», контакт с Соколовым. Я терпеливо слушаю. Когда дается первоначальная версия, я не люблю смущать говорящего вопросами. И потом, для меня важно установить, насколько верно будут переданы подробности, о которых я узнал раньше, хотя это тоже не может быть гарантией того, что о вещах, мне еще не известных, будет рассказано так же правдиво….

— С Соколовым мы встретились на вокзале, как было заранее определено, — говорит мой сосед. — На вокзале в этот час полным-полно народу, так что встреча прошла совсем незаметно; мы и обмен совершить могли там же, на месте, и все могло бы кончиться по-другому, но Соколов оказался слишком мнительным, да и я, честно говоря, не испытывал к нему особого доверия.

«Деньги с тобой?» — спросил он.

«Вот они, разве не видишь?» — говорю.

Их было десять пачек, по десяти тысяч в каждой. Я сложил их в коробку из-под туалетного мыла и завязал так, что они действительно напоминали покупку из парфюмерного магазина.

«А ты принес товар?» — спрашиваю.

«Товар-то при мне, только откуда я знаю, что там у тебя в коробке», — говорит Соколов.

«Так ведь и я не знаю, что у тебя за товар, — говорю. — Хочешь, пойдем в отель, там и разберемся».

«В отеле опасно, — возразил Соколов. — Давай лучше возьмем такси. Двух минут вполне хватит, чтобы убедиться».

Так мы и сделали. Пока ехали в машине, Соколов приоткрыл коробку и, увидев, что там деньги, передал мне пленку. А как мне ее проверить? Я решил принять на веру. Только потом просмотрел пленку и убедился, что никакого надувательства нет. Мы уже были далеко от вокзала, и Соколов вышел из такси, а я доехал до отеля. Как вылез из машины, сразу заметил, что за мною следят. «Ну, влип», — подумал я и скорей в номер. Просидел там, носа не высовывая, весь вечер. Надо было бежать немедленно, но куда бежать в десять-то часов вечера? Поэтому я решил: сяду утром рано на поезд, идущий в Гамбург, а там что-нибудь придумаю. Поезд отправляется в восемь утра, а в семь я уже был на ногах. Ни вещей не взял, ни за гостиницу не заплатил — все хотел уйти незамеченным. Ходил взад и вперед по перрону до самого отправления, а в вагон прыгнул на ходу. Устроился в пустом купе и вздохнул облегченно: «Вышел-таки сухим из воды». Только все получилось иначе. Не успел поезд отъехать от станции, как ко мне в купе вошел хорошо одетый господин, сел напротив и развернул газету. Думая о своем, я почти не обратил на него внимания. Через какое-то время господин отложил газету, посмотрел в окно и говорит по-немецки:

«Хороший денек выдался».

«Чудный», — говорю.

«Но для вас лично этот день не совсем хорош, герр Тодоров. Вашего друга Соколова сегодня на рассвете нашли мертвым на вот этом самом шоссе, мимо которого мы сейчас проезжаем».

Смотрит на меня, усмехается, как будто ничего такого и не сказал. Я сжался весь, словно меня кипятком окатили.

«Самое скверное, герр Тодоров, состоит в том, что убили его вы».

«Кто вы такой? — говорю. — И чего это ради вы несете тут всякую околесицу? Как это я мог совершить убийство на каком-то шоссе, если я в это время находился от него за много километров?»

«При судебном разбирательстве, как вы знаете, герр Тодоров, нужны не факты, а доказательства. Никто не может доказать, что в тот роковой час вы находились там-то и там-то, зато есть явное доказательство, что убийство совершено вами. Оно совершено вашим складным ножом, тем, альпинистским, что с костяной ручкой, на нем сохранились отпечатки ваших пальцев».

После этих слов мне сразу все стало ясно. Я всегда брал с собой в дорогу складной нож, которым пользовался, когда закусывал, именно такой, как он сказал, с ручкой из оленьего рога, и эти типы, очевидно, выкрали его из моего чемодана, чтобы потом совать его мне в нос как вещественное доказательство.

«Что вам от меня нужно?» — спрашиваю.

«Немного благоразумия — и ничего больше, герр Тодоров. Во-первых, не пытайтесь пересечь границу, потому что в Редби уже поставлен полицейский барьер. Во-вторых, с этой минуты свыкайтесь с мыслью, что вы переходите на другую работу. На работу к нам. В этот тяжелый в вашей жизни момент мы предлагаем вам спасение, Тодоров. Только за спасение, как и за все прочее в этом мире, надо платить. Мы не намерены спасать подлеца и двурушника, потому что в подлецах и двурушниках мы не нуждаемся. За наш дружеский жест мы хотели бы получить доказательство вашей полнейшей искренности. Мы поставим перед вами определенные вопросы, на которые будьте добры дать точные и исчерпывающие ответы. Искренность — это и будет скромная цена за большую услугу. Так что воспользуйтесь тем небольшим временем, что осталось до следующей станции, чтобы сделать свободный выбор: либо служба у нас, либо пожизненное тюремное заключение, которое вам предложат датские власти, разумеется, если они не поставят вас к стенке».