Сплошной обман

Как же здесь здорово! Меня окутал тяжелый влажный запах, словно напоенный романтическими тайнами. Вокруг царила приятная прохладная мгла. Несколько решительных шагов вперед, и я очутилась у каменной лестницы, уходящей в черную пропасть. Да уж, по нынешним меркам техники безопасности эта лестница никуда не годится. Ступеньки осыпались под ногами, а перила и вовсе отсутствовали. Прижимаясь к кирпичной стене, я начала осторожно спускаться. От фонаря толку было чуть: луч света выхватывал из мрака лишь дюйм–другой неясных теней. Что ни говори, а Страш — человек мудрый. Со свечкой было бы куда как сподручнее. Мудрый и ужасно находчивый, поскольку я понятия не имела, чем можно полдня здесь заниматься. Запах сырости и земли усилился. По моим ощущениям, я уже преодолела половину пути. Неясные тени внизу начали приобретать очертания. Еще с десяток шагов — и из темноты проступили перевернутые деревянные ящики и полки с рядами бутылок. Я опустилась прямо на пол — каменные плиты, такие же, как и на кухне, только более пыльные и страшно холодные. На одном из ящиков стояло несколько бутылок со свечами в горлышке, рядом лежала большая коробка спичек. Я зажгла маленькое веселое пламя и секунд десять грела руки, пока не опомнилась. Что это я рассиживаюсь?! Нельзя медлить. Обведя взглядом тесную комнатушку, я разочарованно вздохнула: ни малейшего впечатления потайная комната на меня не произвела. Никаких тебе цепей, по–змеиному свернувшихся в углу, никакой дыбы, никаких пыточных тисков. Да и кип семейных документов с надписью "совершенно секретно", как ни странно, нигде не видно. Какое разочарование! Мое больное воображение перепутало банальное убежище еретиков с темницей.

Могла бы и догадаться, милая Тесса! Сестрицы Трамвелл говорили о тайнике, словно это пылесос с заедающим выключателем. Кроме того, я же слышала, что подземелье используется в самых прозаических целях. Когда головы католических священников перестали катиться с эшафота на Тауэр–хилл, хозяева превратили подземелье в винный погреб. Сейчас большая часть полок опустела, но штук тридцать разнокалиберных бутылок я углядела. Смахнула пыль с одной из них (Страш, должно быть, ее пропустил), ожидая увидеть французскую этикетку. На неровном клочке бумажки было выведено от руки: "Пастернак, 1963". На другой бутылке значилось: "Ревень, 1971". Старого благородного портвейна оказалось лишь три бутылки. Из тех, что подаются, когда "дамы предоставляют кавалеров их сигарам". Может, сестрицы отдали папочкин запас своему наследнику, чтобы тот мог вкусить то, что ждет его в не столь уж далеком будущем? Перейдя к полке с бренди, я поняла, что эта часть наследства вряд ли его ошеломит. Французских этикеток было раз–два и обчелся.

Так что тут так долго делал Страш? Разглядывал бутылки с домашними настойками? И почему он вернулся в гостиную весь перемазанный? Тусклый желтый луч фонарика проткнул сумрак дальних углов, задержался на нескольких деревянных бочонках и принялся шарить по стене, расположенной под камином гостиной. Ничего, кроме уходящего вверх кирпича и лохмотьев гигантской паутины, клоками свисавшей с потолка. Рука моя скользнула по стене и за что–то зацепилась. Я вскрикнула от боли и выронила фонарик. То ли я при этом нажала на кнопку, то ли при падении фонарик приказал долго жить, но все тут же погрузилось во мрак. Проклятье! Но любопытство мое отнюдь не улетучилось. В темноте я нащупала что–то металлическое, похожее на гвоздь или крючок для картины. Нервное напряжение нашло выход в тихом хихиканье. Неужели кто–то пытался украсить это место произведениями искусства и для этих целей вбил в стену крюк?

Отрезвление пришло внезапно. Фонарик найти не удалось, сколько я ни шарила руками по пыльным каменным плитам, а тусклое мерцание свечи находилось слишком далеко, чтобы помочь в поисках. Время тоже работало против меня. В любую минуту сестры могут увидеть открытую дверь и, разозленные тем, что я повсюду сую свой нос, выставят из дома. Спотыкаясь, я побрела в сторону свечей. Прихвачу одну, чтобы освещать обратный путь. Рассеянные старушки вряд ли заподозрят дурное, если пропадет какой–то там фонарик. Подняв свечу повыше, я стала медленно подниматься по ступеням. Обратный путь оказался куда труднее. Что это там за шум наверху? А вдруг хозяйки обладают странным чувством юмора и решат напугать меня, едва доберусь до верха? От этой мысли я чуть не оступилась. Ладони мои мгновенно вспотели, и свечка стала напоминать кусок тающего масла. Я крепче стиснула мягкий воск. Не хватало и ее уронить. Быстрей, Тесса, быстрей! Прикрыть пламя от сквозняка я не могла, поскольку свободной рукой ощупывала стену; один неверный шаг, и… Я резко выдохнула, и свечка благополучно погасла.